Но в условиях затяжных городских боев даже такая могучая сила, как бронепоезд, не могла сотворить чуда. Отнюдь не случайно командующий фронтом Гузарский рапортовал: «Единственным оплотом наших является московский бронированный поезд № 2, но ему одному не под силу заменить собою и артиллерию и пехоту».
При всем при том появление бронепоезда как самостоятельной боевой силы устраивало отнюдь не весь состав ярославских комиссаров. Еще больше их не устраивала «самостоятельность» командира бронепоезда матроса Ремезюка, который, подобно экипажу, являл собой нечто среднее между большевиком, анархистом и левым эсером. В его адрес постоянно раздавались жалобы: «Ремезюк действует сепаратно, а также и его помощники. За то, что им не выдали грузов, находящихся на станции Ярославль, как-то: кожу, обуви и пр., опираясь на то, что они разуты и уезжают с фронта до станции Хожаево, говоря, что броневому поезду на станции Ярославль-Всполье быть опасно и раньше шести часов вечера не прибывает». Сам Ремезюк в накладе не оставался – в ответ он обвинял ярославских большевиков и красноармейцев в исключительной трусости. В разговоре с Москвой «бронематрос» заявлял: «Вчера ночью нами был занят мост через Волгу, в целом обстреляна река Волга, по правую и левую сторону подожжены баржи и дома, откуда бил по нас пулеметный обстрел, пришлось проходить, оставляя пехотную цепь, цепь сзади, благодаря пехотным Командирам, но в результате перешли в наступление после заявления мною, что если не перейдут, то начну расстреливать их начальников, которые сидят в окопах за железной дорогой». В другом разговоре он едва ли не потешался над красноармейцами: «Личное мое убеждение, что все же существующей здесь армией можно сделать очень немногое, что показало мне на опыте; важным пунктом я считаю мост через Волгу. Три раза он мною отбит, но все время для этого нужна пехота. С городом покончить нетрудно, но все же надо поэнергичней здешним начальникам действовать». Или еще: «Каждый день приходится выбивать эти банды, сначала потому, что после артиллерийского обстрела наша пехота наступать и не думает, при энергичном действии всего командного состава можно все ликвидировать за один день. Два раза после артиллерийской подготовки мне под угрозой расстрела начальников пришлось уговорить пойти и занять рвы».Нельзя сказать, что обвинения Ремезюка были совершенно беспочвенными. Не раз, отражая наступление белых частей, он огнем с бронеплощадок высвобождал окопы для красноармейцев, но стоило только поезду перейти на другой участок фронта, как белые повстанцы тут же возвращали себе позиции, откидывая революционные части далеко назад. Впрочем, сам Ремезюк мало интересовался подобными деталями. Свое пребывание в Ярославле он полагал случайным, а главную свою задачу он видел в том, чтобы завалить город тысячами снарядов, стереть его с лица земли и двигаться дальше. В одной из бесед он бахвалился: «Здесь задерживаться надоело… Пока все орудия исправны, отряд в боевом снаряжении, выпущено снарядов до двух тысяч, надеюсь здесь немного пополниться».