Впрочем, в некоторых случаях ей приходилось выступать именно в качестве артистки. У Чуковского, в его документальной повести «Ярославль», есть такой отрывок: «Сегодня вечером генерал Карпов устраивал у себя в особняке праздник, которого все ждали, и которому многие придавали какое-то особое значение. Главной устроительницей и душой этого праздника была Барковская. Она хлопотала, бегала по городу, раздавала приглашения».
На самом деле особого праздника в честь командования восставших не проводили, но все-таки было одно, с позволения сказать, «светское мероприятие». Речь шла о концерте, возможно устроенном в честь появившихся в Ярославле «французских летчиков». Впрочем, позже Барковская отрицала даже этот факт: «Никогда в жизни у меня знакомых никаких французских офицеров не было. Зайдя в „Бристоль“ проверить обед, я слышала, как караульному начальнику было доложено, что в одном из номеров находятся два французских офицера-летчика; это было во время восстания; видела собственными глазами, как после их отказа выдать оружие их арестовали и караульный начальник повел их в штаб, где они с Перхуровым долго сидели запершись в кабинете и потом ушли обратно в гостиницу. Больше за все время восстания я их не видела, но слышала, что они на мотоциклетах с туристами куда-то ездили, кажется, за Волгу».О роли Барковской в последние дни восстания можно только догадываться. Советский комиссар финансов Петровичев со ссылкой на управляющего Ярославским отделением Государственного Банка Цехонского изложил в своих воспоминаниях, что «более всех дурачила головы простакам Барковская»
. Якобы она толковала все события последних дней мятежа в пользу восставших: «Бегство Перхурова истолковали как поездку для организации новой армии в тылу Красной армии, и вскоре наступившее затишье в артиллерийской стрельбе – как результат наступления на Красную армию новой армии Перхурова с тыла и т. д., что кругом везде восстания, и с минуты на минуту предвещала разбить Красную армию в пух и прах. Привезенный, оставленный нами в грязи бронированный автомобиль, не годившийся уже к употреблению, возили по городу как трофей, произносились речи и после каждой произносилось „мощное“ УРА. Для выслушивания всех этих новостей на фронте собирались ежедневно к штабу. Тут больше происходили театральные упражнения Барковской». Сама же Барковская об этом не обмолвилась ни словом. Более того, подобных сведений не дал следователям никто из вольных или невольных свидетелей.