Ярославский мятеж

14 июля 1918 года Фрунзе направил Московскому окружному военному комиссару Н.И. Муралову симптоматичное сообщение о событиях в Ярославле. В нем, в частности, говорилось: «Все мы в Москве были введены в заблуждение относительно их размеров».

Надо отметить, что, по сведениям очевидцев, Муралов был фанатично предан Троцкому, а потому не смел ставить под сомнение его приказы и распоряжения. При этом он ни секунды не сомневался, что мятеж в Ярославле удастся подавить в считаные дни, если не часы. Со временем ему пришлось поменять свою позицию. Много позже он вспоминал: «Белые наседали со всех сторон. Вспыхнули восстания в Муроме, в Ярославле. Последнее приняло грандиозные размеры. Ярославские бои были более жестокие, чем октябрьские бои в Москве»

. О том, что боевые действия в Ярославле переросли из сугубо «локального» происшествия в событие, которое может иметь глобальные последствия, свидетельствует хотя бы тот факт, что Ленин регулярно интересовался о ходе боевых действий у заведующего оперативным отделом Народного комиссариата военных и морских дел Семена Аралова. Именно оперативный отдел в июльские дни 1918 года исполнял функции Генерального штаба Красной армии. В одной из своих статей Юрий Шевяков отмечал: «Руководил оперотделом НКВМ 38-летий Семен Аралов – социал-демократ с 1902 года. Участник революции 1905–1907 годов, он в октябрьские дни 1917-го примкнул к большевикам»

. Позже, вспоминая о деятельности отдела военного комиссариата, Аралов писал: «Работа была громадная. День и ночь не знали покоя и отдыха. Бесконечные телеграммы со всех концов страны, телефонные звонки, сотни ежедневных посетителей – московских и с разных фронтов – по самым различным вопросам: снабжения, присылки пополнений, об изменах, наступления. Большое количество телеграмм, писем, докладов непосредственно шло к В.И. Ленину, и он пересылал их к нам. В.И. Ленин запрашивал нас по вопросам оперативным, подготовки и посылки комиссаров, политработников, снабжения армии. Большей частью рано утром Владимир Ильич звонил по телефону и требовал доложить обстановку на фронтах (что произошло за прошлый день и за ночь). Звонил он ко мне, но если меня не было, то вызывал к телефону и других товарищей и иногда по ночам разговаривал с дежурным по опероду. Часто по утрам я ездил в Кремль к Владимиру Ильичу и более подробно докладывал об обстановке на фронтах. Владимир Ильич подходил к карте России, висевшей на печке (на ручке дверцы заслонки), и я показывал и объяснял, что произошло на фронтах за прошедшие сутки или более продолжительное время. Владимир Ильич требовал подробных объяснений причин неудач, отступлений, спрашивал, что нами предпринято для исправления создавшегося положения, посланы ли подкрепления. Тут же он давал указания, советы, критиковал нас…»

Судя по всему, в связи с Ярославлем критика была более чем жесткая, так как окружной комиссар Муралов сообщал по «ярославскому делу»: «Узнав о недостатках управления войсками нашими во время операций, недостатке связи, нарушениях дисциплины, вообще плохой организации, он при первом же докладе потребовал особое внимание на организацию войск».