Ярость

Со своим мужем, Петром Найманом, я познакомилась в феврале 2005 года, тогда я как раз получила в университете тринадцатую зарплату и решила купить на нее поездку в теплые края. Других расходов у меня не было, а зима стояла ужасно отвратительная. Петр был весьма милым и сердечным, произвел на меня исключительное впечатление, он предложил мне такие скидки, что, хотя собиралась в Турцию, в конце концов приобрела тур на Канарские острова, я всегда о них мечтала. Через месяц он пришел в библиотеку с букетом цветов, как раз на мой день рождения. При этом он страшно извинялся, что запомнил дату моего рождения с PESEL[54] и умолял, чтобы я не донесла инспектору по кадрам. Это было весьма забавно, конечно же, я с ним договорилась, встречались мы всегда, как бы сказать, по-дружески. В апреле я полетела в свой тур, он встречал меня в аэропорту Фуэртевентуры. После того мы стали встречаться уже серьезно. В октябре 2006 года мы поженились, в декабре 2007 года родился наш сын, Петр-младший, как раз на день святого Николая. Жили мы в Яротах, одновременно ставили дом на моем участке в Ставигудзе; туда мы перебрались в начале 2009 года. Совместная жизнь складывалась хорошо.

В последний раз своего мужа Петра я видела утром в понедельник 18 ноября текущего года, когда он выходил на работу. Прямо с работы он должен был ехать в Варшаву, а из Варшавы лететь в Албанию. И, если я правильно помню, еще и в Македонию. Сейчас Албанию сильно рекламируют в качестве нового направления, страна становится на ноги, цены низкие, Адриатика красивая. Подобного рода выезды всегда проходят вне сезона, бюро показывают своим лучшим агентам гостиницы и новые места. Выезд должен был продлиться десять дней, но тут я не совсем уверена, это у меня может ассоциироваться с тренингами в Варшаве по новинкам на других направлениях.

Могу признать, что лучшего момента для выезда Петра нельзя было и придумать, причем, по нескольким причинам. С какого-то времени в библиотеке осуществляется отбор фонда, реорганизация каталогов по новым европейским принципам; даже если бы приходилось жить на работе, все равно бы мы не успевали. Опять же, последние недели перед его выездом были мучительными. Петр сам по себе ипохондрик, по причине своей операции на пальце вел себя словно смертельно больной человек. Он отправился на работу, я отвезла сына родным в Шонбрук. В течение всей недели я собиралась работать, а по вечерам смотреть телевизор, и ни о чем не заботиться, кипятя разве что воду на кофе.

Несколько раз мы обменялись с Петром лаконичными эсэмэсками, что все в порядке. Помимо этого, никаких других контактов с мужем у меня не было. Эти десять дней прошли в мгновение ока.

Методы протоколирования были различными; собственно говоря, у каждого прокурора они были свои. Некоторые, например, записывали слово в слово, каждую запинку и каждое ругательство, превращаясь в диктофоны с авторучками в руке. Шацкий подобный метод использовал крайне редко, только лишь в случае, наиболее агрессивных подозреваемых и свидетелей. Из собственного опыта он знал, что потом, в суде, это производит прекрасное впечатление, когда спокойно прочитывает все эти «а-хрен-вы-мне-чего-сделаете» и «я-вас-бля-изничтожу

», а обвиняемый при этом все сильнее съеживается. Как правило, он слушал и синтезировал, ограничивая признание самыми важными сведениями и деталями, которые могут иметь значение.

В случае Моники Найман свою методику синтеза он не применил, так как не было и нужды. Женщина пришла, уселась и уверенным голосом надиктовала ему все, не нужно было менять и запятой. Она была настолько хорошо приготовлена, как будто бы свое выступление готовила неделю. Теперь же она глядела на хозяина кабинета и ждала, что тот сделает.

А прокурор Теодор Шацкий не делал ничего. Он щелкал ручкой и размышлял. Вопреки модным теориям, за которые Фальк позволил бы себя порезать на кусочки, он считал современные методы допросов глупым шаманством, единственная цель которого заключалась в трате государственных средств на никому не нужные тренинги. Как-то раз его затащили на подобный, так он чуть от смеха не помер. Теоретически все заключалось в том, что поначалу следовало вести беседу о заднице Марыни, чтобы проверить, как станет вести себя свидетель — на тренинге это называлось «подстройкой внутреннего детектора лжи» — чтобы потом неожиданно атаковать вопросом, связанным с делом, и наблюдать за реакцией.

В перерыве он подсел к тренеру, они пили кофе, болтали о погоде и политике, вели псевдопрофессиональную беседу о том, какие машины лучше: с автоматической или ручной передачей. И внезапно Шацкий спросил у тренера: так как оно было, когда ты засадил жене нож в ухо и провернул там несколько раз. Она кричала? Сопротивлялась? И была ли теплой кровь, стекавшая по его ладони?

Мужик подавился бутербродом настолько капитально, что пришлось применять прием Геймлиха.[55]