Ярость

Держа в правой руке пистолет, прижимаясь спиной к стене сбоку от двери, Лотар протянул руку и позвонил в дверной звонок.

Ответа не было. Он снова позвонил. Они напряженно ждали. Тишина. Лотар протянул руку, чтобы позвонить в третий раз, но за стеклянной дверью послышались легкие неуверенные шаги.

– Кто там? – спросил дрожащий голос.

– Кобус, это я, Лотти.

– Liewe Here! Милостивый Боже! – и затихающий в глубине квартиры топот.

– Вперед! – приказал Лотар, и из группы вышел человек с десятифунтовым молотом. Замок разлетелся от первого же удара, дверь сорвалась с петель.

Лотар вошел первым. Гостиная была пуста, и он побежал в спальню.

Лоренс у него за спиной крикнул:

– Pasop! Осторожней! Он может быть вооружен.

Но Лотар хотел помешать Якобусу добраться до окна и выпрыгнуть.

Дверь ванной была закрыта, за ней лилась вода. Лотар нажал плечом, и дверь распахнулась. Инерция внесла его в ванную.

Якобус стоял у раковины, он вытряхивал таблетки из флакона и совал в рот. Щеки его раздулись, он давился и с трудом глотал.

Лотар стволом револьвера ударил по руке, державшей флакон, и бутылочка упала в раковину. Он схватил Якобуса за длинные волосы и заставил опуститься на колени. Большим и указательным пальцами разжал челюсти и вытащил разжеванные таблетки изо рта.

– Немедленно скорую, промывание желудка, – крикнул он Лоренсу. – И сделайте анализ этих таблеток: этикетка и содержимое.

Якобус сопротивлялся, и Лотар ударил его открытой ладонью по лицу. Якобус заскулил и затих, и Лотар глубоко засунул указательный палец ему в горло.

Задыхаясь, рыгая, Якобус снова начал отбиваться, но Лотар легко удерживал его. Он водил указательным пальцем по окружности горла и держал его там, даже когда по его руке полилась горячая рвота. Наконец удовлетворенный, он оставил Якобуса лежать в луже собственной рвоты и стал мыть руки в раковине.

Вытерев руки, он схватил Якобуса за воротник. Поднял на ноги, втащил в гостиную и толкнул в кресло.

В квартире уже работали Лоренс и группа следователей.

– Фотографию сделали? – спросил Лотар, и Лоренс протянул ему желтовато-коричневый конверт.

Якобус обмяк в кресле. Его рубашка была заблевана, нос и глаза покраснели, из них текло. Угол рта, куда вставлял палец Лотар, был порван. Якобус сильно дрожал.

Лотар просмотрел содержимое конверта и выложил на кофейный столик перед Якобусом блестящую черно-белую фотографию.

Якобус посмотрел. Это был снимок изувеченного тела ребенка в луже крови и с палочкой от леденца в руке. Якобус заплакал. Он всхлыпывал, давился и отворачивал голову. Лотар встал за его креслом, схватил за голову и заставил смотреть.

– Смотри! – приказал он.

– Я не хотел, – прошептал Якобус. – Я не хотел, чтобы так случилось.

Холодная белая ярость покинула Лотара, он выпустил голову Якобуса и сделал неуверенный шаг назад. «Я не хотел». Точно то же самое сказал он, когда стоял над черным парнем, прижимавшим к груди голову мертвой девушки, и красная кровь из ее ран лилась в пыль Шарпвилля.

Неожиданно Лотар почувствовал себя усталым и больным. Остальное может сделать Лоренс, но Лотар заставил себя подавить отчаяние.

Он положил руку на плечо Якобуса, и это прикосновение было неожиданно мягким и сочувственным.

– Ja, мы никогда не хотим ничего такого, и все равно они умирают. А теперь твоя очередь, Кобус. Твоя очередь умирать. Пойдем.

* * *

Арест был произведен спустя шесть часов после взрыва, и даже англоязычная пресса вовсю трубила об успешности полицейского расследования. На первых полосах всех газет красовались фотографии полковника Лотара Деларея.

Шесть недель спустя Верховный Суд в Йоханнесбурге признал Якобуса Стандера виновным в убийстве и приговорил его к смертной казни. Две недели спустя Апелляционная коллегия в Блумфонтейне отказала ему в просьбе о помиловании, и была назначена дата казни. Через несколько дней после решения Апелляционной комиссии было сообщено о присвоении Лотару Деларею звания бригадира [110].

* * *

Рейли Табака прибыл в Кейптаун во время суда на Стандером. Вернулся он тем же путем, что и уплыл: матросом грузового судна под флагом Либерии.

Его документы, хотя и выданные на имя Гудвилла Млазини, были подлинными. Он быстро миновал таможню и иммиграционную службу и, повесив сумку через плечо, пошел по берегу к главному железнодорожному вокзалу Кейптауна.

Добравшись на следующий вечер до Витватерсранда, он сел в автобус до «Фермы Дрейка», и появился в доме, который снимала Виктория Гама. Вики открыла дверь, держа за руку ребенка. Из маленькой кухни доносился запах еды.

Увидев его, она сильно вздрогнула.

– Рейли, заходи быстрей.

Она втащила его в дом и заперла дверь.

– Тебе нельзя было приходить сюда. Ты знаешь, я под запретительным ордером. За домом следят, – сказала она, подходя к окну и отодвигая занавеску. Потом вернулась туда, где он стоял посреди комнаты, и стала разглядывать его.

– Ты изменился, – негромко сказала она. – Теперь ты мужчина.

Тренировки и лагерная дисциплина оставили свой след. Рейли стоял прямо и напряженно, от него исходило ощущение энергии и силы, которое напомнило ей Мозеса Гаму.