Ярость огня

У нас с Пауэром всегда были разные понятия о веселье. Однако закоснелые предрассудки Сидни больше, чем что-либо еще, предоставили мне пищу для размышлений. В своей военной стратегии мы пока не сосредотачивали должного внимания на норчианском низшем классе Нового Питоса, и даже на грани войны их язык по-прежнему преподавал дряхлый профессор в классе из трех человек. Разве небрежные взмахи руками, которыми Сидни сопровождал рассказ об их культуре, не имели ничего общего с презрением драконорожденных к своему народу, простолюдинов, отнявших у них власть? Пауэр заговорил о горцах, собираясь подшутить надо мной, но это оказалось гораздо уместнее, чем он мог себе представить.

Вернувшись в Обитель, я обнаружила приглашение на дружескую встречу с Первым Защитником. От Миранды Хейн, Министра Пропаганды. Сообщалось, что я была приглашена на чай в Каретном доме завтра днем, перед вечеринкой у Доры.

Прочитав приглашение, я поначалу решила не ходить. Но я узнала почерк Миранды Хейн. Именно таким почерком была написана записка, отправленная мне перед турниром Первого Наездника, но прочитанная уже после: «Покажи им, на что ты способна». И она была одной из немногих, на чью честность я полагалась, вступая в противостояние с Атреем в Крепости.

И следующим утром я отправилась туда.

Как и стражники, Атрей занимал покои слуг прежнего режима, а его резиденция по-прежнему располагалась в небольшом, отличающемся простым убранством здании, примыкающем к Внутреннему Дворцу – в Каретном доме, названном так потому, что раньше это помещение предназначалось для обслуживания экипажей. Атрей содержал ограниченный штат прислуги, обстановка в дому была крайне скудна, а вестибюль, где меня попросила подождать, имел размеры чуть большие, чем мой кабинет в Обители, где единственное украшение – это гобелен времен бассилеанской войны. Голиафаны, материковая порода драконов, превосходящая по размерам драконов с островных государств Медейского архипелага, на фоне выцветшего вышитого неба сражающиеся с грозовиками и уклоняющиеся от дамианских гарпунеров. Бассилеанские войны распространились по всему морю и прилегающим к нему государствам.

– Антигона? Простите, что заставил ждать. Проходите.

Атрей лично поприветствовал меня в своей гостиной. Они с Мирандой сидели за небольшим чайным столиком. Миранда ободряюще улыбнулась мне, и я присела на один из обитых мягкой тканью стульев с прямой спинкой.

Нам никто не прислуживал, а потому Атрей собственноручно налил мне чай.

– Итак, – начал он, когда я взяла чашку. – Песнь 24.

И я мгновенно поняла, что он хочет поговорить об «Аврелианском цикле». И моем самовольном путешествии, чтобы вернуть тело Джулии.

Однако в его голосе не слышалось недовольства. Его экземпляр поэмы, знакомый мне по тем временам, когда он проводил занятия у Четвертого Ордена в прошлом семестре, лежал на столе между нами. На обложке книги виднелась стандартная печать Министерства, которой были отмечены все запрещенные материалы. Атрей лично одобрил запрет «Аврелианского цикла» ради сохранения политической стабильности. Однако это не отменило того факта, что он обожал эту поэму и знал ее наизусть.

– И это сработало?

Я кивнула:

– Я процитировала строки о безопасном проходе. Новопитианцы… поняли. И обеспечили наше возвращение домой.

На лице Атрея появилась загадочная улыбка, словно он о чем-то вспомнил.

– Отлично.

И меня снова охватило странное и совсем ненужное тепло, как во время совещания Военного Совета: удовольствие от его одобрения.

«Этот человек пытался убить твоего друга. Дважды».

– Как лидер нашего народа, – заговорил Атрей, – я часто раздумываю о том, как важно распознать в человеке талант. Как важно выносить непредвзятые суждения. После последнего заседания Военного Совета я долго размышлял о том, как это несладко. Именно об этом мы и беседовали с Мирандой. Как предрассудки старого уклада перекочевали в наше настоящее. Даже руководствуясь лучшими побуждениями, мы можем… разглядеть таланты только там, где нас учили их видеть. А иногда не замечаем там, где их быть, по нашему мнению, просто не может. Даже если талант сияет яркими красками прямо перед нами.

Я начала понимать, куда он клонит, и почувствовала, как меня захлестывают эмоции. Я опустила голову, не желая, чтобы Атрей это заметил.

Я знала, что он хотел от меня, – его намеки были настолько прозрачны, словно он произносил это вслух. Ли для него был потерян, и сейчас он активно искал нового союзника.

Но также я знала и то, что Атрей был не из тех людей, кто лжет и не выражает лишних чувств на публику. Он искал союзника, а его признания были абсолютно честны.

В моей жизни было немало преподавателей, подобных Сидни, и слишком много совещаний, вроде последнего совещания с Холмсом, которые недооценивали и игнорировали меня, а потому его слова показались мне живительной влагой, пролившейся на высохшую землю.

«Ли. Этот человек пытался убить Ли…»