Ярость рвет цепи

— Вы говорите — правонарушители, — заметил тот же голос. — Однако волки, насколько мы знаем, не совершили ничего противозаконного. Даже то происшествие, о котором нам поведал свидетель — если верить кое-каким источникам, — имело место ПОСЛЕ того, как ваше командование спустило оперативников с цепей. Как это понимать?

Оратор кивнул.

— Полагаю, вопрос и реплика не по адресу. Но если вы настаиваете, я могу присовокупить их к моему предыдущему ответу. Не берусь судить о моральной стороне вопроса — это дело политиков и журналистов. Что же касается физической ликвидации этих… как верно подметил молодой человек в своем интервью, существ, то охрана также действовала в границах своей компетенции. Метаморфы, как большинству присутствующих, должно быть, известно, объявлены вне закона на всей планете. Не мне судить об этой конвенции. Факты таковы, что официально волкам вынесен смертный приговор — заочно, без возможности апелляции. Таким образом, само существование этих существ уже являлось основанием для мер, идентичных тем, что предприняли мы. Не так уж важно, совершали ли они что-либо противозаконное… — Мужчина посмотрел в том направлении, откуда донесся вопрос. — Вместе с тем я с удовольствием обменяюсь информацией с вашими источниками. Нам совершенно доподлинно известно, что операция была проведена уже ПОСЛЕ того, как имело место это жуткое происшествие… — Полицейский умолк в ожидании новых вопросов. — Пожалуйста.

— Выходит, — спросила женщина, — что все эти годы волки жили под носом у мобильной охраны?

— Эта версия прорабатывается, — кратко ответил оратор.

— Управление взяло под арест свидетеля, — крикнул кто-то. — Это случилось буквально два часа назад. К нему не пускают ни адвоката, ни родственников, мотивируя это тем, что ему якобы нездоровится. Как вы можете прояснить эту ситуацию?

Полицейский едва заметно поморщился — не исключено, от слишком ярких прожекторов.

— Упомянутый господин утратил статус свидетеля — возможно, на время — и приобрел статус подозреваемого. На настоящий момент ему инкриминируется преступление по статье 275, пункт “В” Уголовного кодекса, — оставление человека в ситуации, заведомо опасной для жизни… — Оратор повел плечами. — Мне не сообщали подробностей, однако не стоит сомневаться, что все это — простая формальность.

— А что с тем волком, убийцей охранников?

Оратор нахмурился, затем профессиональным усилием постарался расслабиться. Похожим манером утюг разглаживает складки на ткани. Надежно, но не слишком осторожно.

— Совершенно очевидно, что он также находился в логове метаморфов на момент проведения штурма. Поскольку никому из волков не удалось скрыться с подконтрольной территории, искомый преступник также остался на ней. Будет не так просто определить, кто из этих существ совершил те злодеяния. Но я не сомневаюсь, что нашим специалистам это под силу. — Полицейский натянуто улыбнулся, после чего поднял обе руки. — А теперь прошу прощения, пресс-конференция и так затянулась. Те, кто не получил ответы на свои вопросы, могут представить их мне в электронном виде. Всего хорошего, спасибо за внимание…

Человек в мундире без знаков отличия сошел с трибуны. Вместо аплодисментов его сопровождал возмущенный гул пары десятков голосов. Кто-то, не дождавшийся ответа, сильно сомневался, что получит их когда-нибудь — в электронном виде или в каком-либо еще.

Несколько секунд спустя гул стих, трибуна и растяжка скрылись за снегом помех. Вскоре там наверняка появится что-нибудь еще, а пока волк перевел взгляд на Тарана.

Безволосый стоял не шевелясь и тоже глядел на мохнатого узника. По его лицу, как обычно, можно было понять только одно — безволосый в сознании. Курт без, труда нащупал взгляд “обсидианов”, — острый, холодный и пронзительный, точь-в-точь черное лезвие.

Прочитать что-либо в этом взгляде было невозможно. Однако не приходилось сомневаться, что Хэнк пытался определить состояние узника. Это заставило Курта и самому об этом задуматься. Не так уж и важно, почему Таран продемонстрировал запись, важно, какую реакцию он ожидал увидеть.

К своему удивлению, Курт не почувствовал ничего особенного. Конечно, ему было неприятно, горько и больно слышать, как о его собратьях по стае говорят с такой непринужденностью, точно речь идет о скоте, предназначенном на убой. Но это походило скорее на то, что чувствуешь, когда с раны срывают повязку, нежели на сам процесс нанесения раны. Курт же успел это пережить — и боль раскаленным клинком засела глубоко в его сердце.

Поэтому волк не чувствовал гнева, а только боль и печаль.

Своих врагов он знал в лицо.