Ярость Звездного Волка

— Лет десять, наверное, — усмехнувшись, ответил Нор, разминая свои большие огрубелые ладони, темные от въевшегося в них машинного масла. — Этот чертов интерком скоро заменит нам все… Я даже с женой последние месяцы все больше через экран общаюсь. Да и лень, честно говоря, на старости лет тащиться из Двигательной к тебе в командирскую рубку… А вот сегодня пришел.

Дугин не стал расспрашивать, почему — он и так догадывался об этом. Откинувшись на спинку скамейки, он с иронией скользнул взглядом по сутулой спине Нора, туго обтянутой потертым комбинезоном и вопреки желанию ощутил подымающуюся в нем волну неприязни к старому знакомому. И он знал — эта неприязнь была, в общем-то, взаимной.

— А пришел я вот зачем, Дугин, — глухо заговорил Нор. — Ты знаешь, я не мастак говорить. Всю жизнь я провел среди грохота двигателей — сначала там, на Земле, в заводских цехах, а потом здесь, на звездолете. И свое дело делал честно, как мог. Детей и внуков воспитал так же — чтобы работали не покладая рук, чтобы двигатели ни на час не остановились. Не все, конечно, остались со мной, кое-кого потянуло в инженеры, туда, где работка почище. Пусть, я не возражаю, эти дела тоже нужные. Но главное, все-таки, на корабле — наши двигатели, и те из молодых, кто со мной работает, это понимают. Если надо мы из наших лошадок прибавку мощности выжмем хоть двадцать процентов, а то и тридцать. Но куда эта мощность пойдет — вот о чем я хочу тебя спросить, капитан.

Да, Нор не был мастером говорить — но Дугин отлично понял, что встревожило старого мастера. — «Вот, значит, как далеко дело зашло, — со смутной тревогой подумал он. — Даже невозмутимого Нора проняло…»

— О чем это ты, дружище? — деланно удивился капитан. — Если ты недоволен работой ремонтных мастерских, то я…

— Ты отлично знаешь, чем я недоволен, — прервал его Нор. — Или вернее, кем я недоволен. Я хочу знать, когда вы положите этому конец и наведете на корабле порядок.

— Ты имеешь ввиду аварию с седьмым двигателем? — угрюмо спросил Дугин.

— И аварию тоже. И то, что на корабле завелось спиртное — и дня не проходит, чтобы кто-то из моих не пришел на работу, покачиваясь. А то, бывало, идешь поздно вечером со смены и слышишь, как в соседних коридорах кто-то шагает — вроде, какие-то отряды маршируют. И выкрикивают что-то непонятное, вроде как не по-нашему… А эти коридоры уже лет пятнадцать как законсервированы — причем пломбы на дверях целы, я смотрел. Я спрашиваю — что это? И потом надписи всякие…

— Какие надписи? — насторожился Дугин.

— Я говорю — всякие. Может, конечно, хулиганство простое, а может… Все больше про свободу. Чтобы, значит, сам экипаж выбирал, куда и зачем ему лететь. И рядом — сплошные «Хайль Гитлер!» Выходят, такую свободу это поганцы хотят: чтобы самим до власти добраться, а всех несогласных под колючую проволоку загнать… Ну ладно, это вам, наверху, виднее. Вы для того и поставлены, чтобы разобраться, что из такой свободы выйдет, и не придется ли нам потом плакать горючими слезами. Но у себя в Двигательной мы говорим — хватит! Мы порядок навести сумеем навести, и молодых наших с толку сбить никому не дадим. И работать будем на совесть, как наши отцы и деды работали. Чтобы там эти горлопаны не вопили, мы двигатели ни на минуту не остановим — это я тебе, Дугин, вполне официально заявляю. А вот куда мы при этом лететь будем — это уж ваша забота. Мы свое дело сделаем как положено, а вы свое делайте. Если придется кое-какие разболтанные гайки подкрутить — ничего, мы вас поддержим. И пора ведь, учти, капитан: эти типы ни с тобой, ни с нами церемониться не станут. Только дай им до штурвала добраться, а там они про свои любимые свободы мигом забудут. Такое у нас в России не раз бывало… Ну, я пошел, поздно уже.

Нор поднялся, покряхтывая, и капитан тоже встал. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, думая каждый о своем, а затем обменялись крепкими рукопожатиями, и Нор ушел.

Дугин проводил его взглядом, пока кряжистая фигура мастера не скрылась окончательно в тени коридора, а затем решительно нажал кнопку вызова интеркома.

— Мне нужен Главный врач… А, это ты, Борген? Постой, не ругайся — я уже все решил. Не понял? Я решился еще на одну пересадку сердца. Опасно, говоришь? В моем возрасте жить не менее опасно, чем ложиться под твой лазерный нож… Словом, через неделю — операция. Будь здоров.

Дугин отключил связь и не спеша подошел к экрану, заполненному серебристым светом далеких звезд. Он прикоснулся рукой к прохладному стеклу, провел пальцами по искоркам звезд из созвездия Персея — и неожиданно вздрогнул. Оттуда, из глубин Галактики, на него пристально смотрело отражение его бугристого, покрытого язвами и рубцами лица и глазных впадин, залитых слепой чернотой.

— Ну что ж, тихо произнес он. — Детская подождет еще года два-три. Да, трех лет, мне, пожалуй, хватит. Должно хватить…

* * *