Ящер-3 [Hot & sweaty rex]

Дальше он оставляет Хагстрема мне, а мне и сказать нечего. Если я к нему подойду, я наверняка выпущу коготь, чтобы ослабить веревку, но риск будет слишком велик. Хагстрем как пить дать этого не одобрит. И не позволит.

— Хрен с ним, — рычу я и сплевываю на песок, чувствуя, как тот плотный комок у меня в груди растет с каждой секундой. — Давайте лучше отсюда сваливать.

Мы, четверо рапторов, бок о бок шаркаем по песку, выходим из-под пирса, а в ушах у нас ревет поднимающийся прилив. Я не оглядываюсь. И даже об этом не думаю. Теперь я могу лишь сообщить Норин, что мужчина, которого она любила, был убит всего-навсего из мести. И добавить, что мужчина, которого она тоже любила, но раньше, просто стоял рядом и даже когтя не выпустил, чтобы его спасти.

14

Маджонг.

Вот во что играют гангстеры: в маджонг. Или, по крайней мере, гангстеры семьи Талларико, а прямо сейчас для меня имеет значение только это, ибо именно с кланом Талларико я зарылся в отеле на все протяжение проклятого урагана.

— Теперь ты восьмое колечко ищешь, — шепчет мне Шерман, стараясь как можно тише, чтобы остальные бандиты не подняли большой вони насчет того, что он помогает новичку. К маджонгу здесь относятся крайне серьезно, и незнание правил никому оправданием не служит.

Все последние восемь часов были сплошным маджонгом — и больше ничем. Восемнадцать ближайших подручных Эдди Талларико зарылись в трех отдельных номерах отеля «Омни», где четыре чередующихся игры в маджонг постоянно держат нас в режиме занятости, а кое-кого, меня в частности, в режиме полного замешательства. Похоже, в этой чертовой игре задействована добрая тысяча разных фишек с добрым миллионом разных китайских иероглифов на них. Если честно, я вообще сомневаюсь, что в этом самом маджонге вообще есть какие-то правила. По-моему, все только прикидываются, что их знают, а на самом деле, как и ваш покорный слуга, не смыслят ни бельмеса.

Электричество вырубили еще несколько часов назад, а потому мы работаем при свечах и фонариках, щурясь в полумраке на всевозможные фишки. Весь контакт с внешним миром оказался отрезан — наш переносной радиоприемник скончался уже давно, а дополнительные девять вольт захватить с собой никто не сподобился. Не считая темноты и изоляции, меня больше всего гнетет утрата кондиционера. Честно говоря, пусть бы воздух здесь даже не кондиционировался. Пусть бы он просто был холодный.

Впрочем, я никак не могу перестать думать о Хагстреме. Я все время его вижу. Как он задыхается, привязанный к той опоре, пока ураганные волны обрушиваются на берег. Как он отчаянно пытается выплюнуть набегающую воду и наконец понимает всю тщету этого занятия. Во время транзита от пляжа до отеля у меня не нашлось ни единого шанса, чтобы позвонить Норин или послать кого-нибудь к тому пирсу освободить Хагстрема. Как только мы приехали в отель, я попытался позвонить в пентхаус Дуганов, но все они уже оттуда эвакуировались. Тогда я попробовал набрать номер мобильника Гленды, но опять же дозвониться не смог. Вскоре налетел ветер, а вместе с ним и бесконечные игры в маджонг.

— Ну давай же, — хрипит Шерман, — черт возьми, играешь ты, Рубио, или нет?

Передо мной несколько фишек со схожими отметками. Я швыряю их в середину стола и надеюсь, что остальные прикинут, что с ними делать.

— Очень мило, — говорит Джерри. Он пахнет влажным тальком. — Значит, ты нам эту фигню для новичков спихиваешь?

Я пожимаю плечами, разыгрывая полную невозмутимость. Джерри швыряет свои фишки — они значат для меня еще меньше, чем мои. Тут Шерман хлопает меня по плечу и подается к столу.

— Этот парень, — говорит он, — просто офигительный сукин сын. Он главную телку Дуганов трахает…

— Сука драная, — плюется Джерри, и твердый комок корежится у меня в животе.

— …и она дает ему машину своего мертвого братца — а он берет ее и заводит! Садится, поворачивает ключ — все на чистом глазу. Разве не клево?

— До хрена глупо, если меня спросить, — отзывается Джерри. — Нечего так со своей жизнью играться. Ему просто повезло, что мы с бомбами вечно сосем. Еще ни одной как следует не поставили.

Я пожимаю плечами.

— Все равно настоящие вещи не так делаются, тебе не кажется? — обращаюсь я к Джерри.

Тот прекращает играть. Перестает смотреть на свои фишки. Запах талька немного киснет, словно туда кто-то плесневелого пекарного порошка добавил.

— А это еще что значит?

— Да так, ничего, — говорю я. — Кроме автомобильных бомб, оружие, которым вы приспособились Дуганов убирать… это оружие млекопитающих. — У нас в Лос-Анджелесе так вещи не делаются.

Джерри тянется ко мне через стол, вцепляясь руками в мягкое сукно. Он словно бы по-пластунски подползает к вражеской амбразуре, максимально приближая свое лицо к моему.

— Здесь тебе не Лос-Анджелес, — рычит гангстер.