Яшмовая трость

Вплетает киноварь в орнамент —

Почти такой же, как овал

Пустого зеркала, с виденьем

Стрекоз и пагоды у вод,

Чьим золотым изображеньем

Украшен красный мой комод.

Люблю среди вещей старинных,

Дыханьем прошлого согрет,

Я увяданье роз карминных,

Чей слабо пахнущий букет

Ласкает взглядом темно-серым —

Сама, подобная саше,

Венера с острова Цитеры

В сангине пухлого Буше.

Из цикла ОДЕЛЕТТЫ И ОДНО СТИХОТВОРЕНИЕ

*<ОДЕЛЕТТА> (Назавтра — дождь осенний…)

Назавтра — дождь осенний

Всегда — апрельский сон;

И жизнь, подобно тени,

Проходит круг времен.

Сменяет зиму лето,

Январь на май похож.

Жасмину — час рассвета,

Мимозе — смерти дрожь.

Рожденье, умиранье,

Что было — будет вновь.

От счастья и страданья

Рождается любовь.

В цвет серебра иль меди

Одет закатный час...

Важней всего на свете

Улыбка Ваших глаз!

*<ОДЕЛЕТТА> (Когда со мною роза эта…)

Когда со мною роза эта,

Я вижу Ваш веселый рот,

Где алым отблеском рассвета

Улыбка юности цветет.

И стоит мне в саду плодовом

На ветку с яблоком взглянуть,

Чтоб в глянце свежем и тяжелом

Внезапно вспомнить Вашу грудь.

Так и на небе светло-сером,

Где только что угас закат,

Я чувствую не луч Венеры,

А Ваш задумавшийся взгляд.

Из цикла САД ВОСПОМИНАНИЙ

*<ПЕСЕНКА ЭТОГО ДНЯ>

С холста, где взор ее когда-то

Сам Пьетро Лонги написал,

С цветком в руке, в лучах заката,

Красавица барочных зал

Глядится так необычайно

Сквозь сумрак своего дворца,

И тень венецианской тайны

Лежит в чертах ее лица.

Ее улыбку, платье, позу

Хранят иные времена,

Но эту выцветшую розу

Не мне ли хочет дать она?

Я знаю — дар ее влюбленный

Уж воскресил в моих мечтах

Всю свежесть груди округленной,

Легко сквозящей в кружевах.

Но взгляд напрасно, хоть упорно,

Старается найти черты

От всех сокрытой в маске черной

Лукавой, нежной красоты,

И, старого портрета краски

Согрев виденьем наших дней,

В лицо мне смотрят из-под маски

Глаза возлюбленной моей.

ОЖЕРЕЛЬЕ ИЗ СТЕКЛЯШЕК

В прохладной лавочке на площади Сан-Марко

Среди стеклянных бус я долго выбирал

Колье, чья синева отсвечивает ярко,

И слушал, как звенит нанизанный кристалл.

Нора старьевщика — от потолка до пола —

Живая бахрома качающихся струн,

В чьих ровных бусинах, блестящих и тяжелых,

Живут морской закат и серебро лагун.

Жилище старика чуть посветлей колодца,

Товар его убог и пылью занесен,

Но все здесь светится, сверкает и смеется,

И длят бахромки бус стеклянный тонкий звон.

Случится ль на ходу задеть движеньем резким

Иль тронуть пальцами сверкающую сеть, —

Столкнутся в тесноте хрустальные подвески,

И тихо комната вдруг начинает петь.

Когда-то в майский день, который был так ярок,

Нехитрое колье я выбрал здесь для Вас.

Вы не могли забыть меня, и мой подарок,

И этот голубой венецианский час.

Вы не могли забыть... Но паркою сердитой

Соседство наших дум уже расплетено.

Рассыпано колье, все бусины разбиты,

И то, что помню я, забыли Вы давно.

По той же площади весь день бродя без цели,

Один я думаю в просветах полутьмы

О темной лавочке, стеклянном ожерельи

И узкой улице, где проходили мы...

Из цикла МЕДАЛЬОНЫ ЖИВОПИСЦЕВ

*КАМИЛ КОРО

«Я отдаю тебе леса, холмы и нивы,

И травы сочные на берегу реки,

И свежесть родников, и ручейка извивы,

И пруд, куда вошли задумчиво быки;

Я отдаю тебе все эти смены года:

Весеннюю лазурь и лета блеск дневной,

И осень пышную в туманах небосвода,

И сумрачной зимы поземок ледяной;

Я отдаю все дни, восходы и закаты,

Зарю и сумерки, туманы и ветра,

Дыхание листвы, тенистой и крылатой,

Всю синь, всю неба глубь и все его утра;

Я отдаю цветы, навес листвы склоненной

Над светлым озером, где дышит тишина,

И легкий тот туман, где нимфы обнаженной

Во влажных сумерках расплылась белизна;

Я женщин отдаю тебе очарованье,

Цветок их тонких губ, и омут синих глаз,

И тайну линии, и чистых душ дыханье,

И ритм походки их, пленительный для нас.

Я в грудь твою вложу и чистоту, и ясность,

Влюбленность пылкую в оттенки красоты,

Дам глазу остроту и кисти беспристрастность,

Реальности с мечтой солью в тебе черты.

Пускай других влекут победы их науки,

Пусть ищут только то, что прочно и остро,

Останься сам собой. Возьми палитру в руки.

Будь верен дружеству со мною. Будь Коро!»

Из книги  FLAMMA TEN АХ[10] 1928

«Я не согласен отчаиваться Кто знает?

Flamma tenax...»

Из письма Виктора Гюго Теодору де Банвилю (27 июня 1865)

Пьеру Ронсару,

Виктору Гюго,

а также Шарлю Бодлеру

смиренно посвящаю

эти стихи

I

*ВЫБОР

В полночный час ко мне пришла Шахеразада,

И то, что здесь она, я догадаться мог

По шепоту во тьме, по вспыхиваньям взгляда,

По звону легкому запястий и серег.

Она сказала мне: «Я роза у фонтана,

Я голос соловья и персик золотой,

Я молодой инжир, я взрез граната рдяный,

Я сад в цвету, я Ночь из Тысячи одной.

Я тяжкий шелк ковров и свежий блеск фаянса,

Объятие и сон, бассейн и душный дом,

Безмолвие дворцов и прелесть их убранства,

Таинственный Восток в мечтаньи вековом.

Я грот в прохладной тьме, я роща пальм в пустыне,

Надменный кипарис и скрытый в розах склон,

Я персиковый сад и я ручей в долине,

Беседка в зарослях и тайный павильон.

Все: тело, голос, кровь, улыбку сладострастья,

Как лучший свой рассказ, не вверенный судьбе,