– К тебе мы уже съездили, теперь ко мне… да, не бойся ты. Попросил водителя: – Вы подождёте, я сейчас за деньгами схожу, девушка посидит в машине.
– Конечно, – отозвался таксист.
Поднимаясь на лифте, размышлял: посидит у меня, созвонится, с кем ей надо, уедет. Чаем её напою. Будем надеяться, что сегодня ночью, ни Саввой, ни Аркаша ещё её не найдут, и благодаря этому, меня «поболтать» не разыщут. А если… То плохо. Лучше быть уверенным. Для этого надо, что бы увидели её как минимум завтра. К тому времени, я если захочу, вернусь на Родину от этого славного города на Неве, и – трын-трава. Тогда – оставлять её не навязчиво до утра. Оно и ей лучше – успокоиться хоть. Но вот, мне это, нафига надо было? Ехала бы на этой тачке, (водитель какой хороший), всё равно б кого ни будь да нашла отогреться, и я, для них всех, – как камень в воду булькнул, и кругов бы не пошло. Так нет, выцепят эту кулёму, и быстро, не мытьём так катанием, вызнают, кудой я её возил на чашку чая. Думай думку теперь…
Хорошо, ключи в куртке не оставил. Отворил плоскую, крашенную казённой краской дверь. Поставил стул, – (чудо дизайнера из гнутой жёлтой фанеры и алюминиевых трубок), с него, за обналичкой двери, достал заныканные деньги. Взял ей свои тапочки, с белыми яхтами на носках, чайник – поставить на плиту. Может ей в тапочки дезодорантом побрызгать? (Аэрозолей этих – двадцать пять коробок.) Подумал: ерундой не занимайся. Оставил чайник на кухне, поехал вниз.
Рассчитался с таксистом, поставил Лене тапочки:
– На.
– Замараю, – увидела она белые паруса.
Я хмыкнул:
– Я тебе ещё хотел дезодорантом их побрызгать.
– Зачем? – удивилась она.
– Вот и я так же подумал. А сначала хотел для дезинфекции. В принципе правильная мысль, но что-то… Пойдём.
Выйдя из машины, озадачилась двенадцатиэтажкой:
– Что это?
– Общага.
– Что? – переспросила она.
– Ну что ты остановилась опять, Елена Прекрасная? Может, пойдём? – увещевал я, – хорош уже тормозить.
– Я ничего, темно только, грязь… – она взяла меня под руку, – я же в тапочках. «Парусники» сразу по корму встряли в питерскую лужу. – Спасибо, кстати.
– Да хлюпай уже, – потянул её я, – постираем, побрызгаем… Правда, хоть бы один фонарик повесили… Пошли, вон, по льду лучше, а то ты их утопишь.
Осторожно, по тёмной воде и застывшей грязи мы дошли до ступенек, поднялись.
– Погоди, – насторожился я. – Ну, точно…
Через толстое, оставшееся стекло на входе, у вахты я увидел местную власть.
– Милиция?
– Не, не та, местная – развеял я её опасения, – это Косолапыч с Косоглазовым. Участковый с комендантом. Бухие. Бабушке мозги компостируют… Откуда они взялись? Только что ж выходил.
У Косолапыча в этом общежитии дел – как у гниды в чемодане. Наверное, азиатов новых тормошат. Ко мне у них вопросов быть не может: вчера два дезодоранта «задарил».
– Страшного ничего нет, – успокоил я её, – я их знаю, они меня, можем идти. На «нольпятку» дашь, – они тебя не то, что без туфель, без юбки пропустят. Но нам лишние глаза зачем? Причём глаза у них вострые, и ум пытливый, чрезвычайно, от рода деятельности. Можно нольпяткой и не отделаться, в нашем случае, на мякине их не проведёшь. Пошли через чёрный ход. Лишь бы его не забили опять.
Обошли двенадцатиэтажную башню. Пожарный выход мрачно закрывала разнокалиберная жесть. Забили.
– Стой здесь, я пойду её с той стороны выбивать. Отсюда её корчевать неудобно. Ничего не бойся, пять минут, это нормально, те не услышат.
Проходя мимо пьяных официальных лиц, поздоровался по-восточному:
– Салам алекум.
– Алекум, – подтвердил Косолапыч, – без базара…При этом он благодарно внюхался в свой шарф.
Зажигалку надо было у неё взять.
– Лен, ты за дверью?
– Да.
– Отойди.
Управился привычно. Битая-перебитая дверь, такие же листы жести особо не возражали. Отогнул метра полтора этой набитой конструкции.
– Лезь, только куртку мне не порви.
Уловил её сомнение. Она видимо тоже о многом размышляла.
– Ты знаешь, – услышал я, – я не полезу. Хватит.
Я понимал её опасения, и то, как это всё в её глазах выглядит. И даже мысленно не особо возражал. Пожалел только, что «засветил» общагу.
– Смотри, – сказал я ей, – выйду давай провожу, и поймаю тачку. Подержи листы, а то рубаху ещё и порву, только отстирали.
– Да не стоит, береги рубаху.
Я вроде примеривался как-то пролезть и остановился. Мы разговаривали через вибрирующие на сквозняке листы жести.
– Давай пока тогда, – предложил я
– Пока.
– Сама выйдешь на Суздальский? На деньги.
– Не надо, я местная. Доеду и рассчитаюсь.
– Окей, счастливо – пожелал я, – куртку отдай, тачку быстро поймаешь. И меня быстро не сдавай, пожалуйста.
– Не сдам. – она усмехнулась.
Лена сняла куртку и протянула её мне. Я раздвинул листы максимально, втянул куртку, на всякий спросил:
– Я тебе точно не нужен Лен? Всё пока, я пошёл, не замёрзнешь?
– Кеды-тапочки тебе куда высылать?
– Оставь на память. – предложил я. – Придёт время, вспомнишь былое…
– Да. – Слышалась она напряглась, – вспомню…
– Ну, пока, – пожелал я ей, – чтоб всё у вас там разрулилось…
Потом какая-то не понятная тишина без ответа, шорох, и вопрос мужским, неуверенным голосом: