Читаем Яснослышащий полностью

Позавтракав кашей с говядиной из сухпайка, разогретой на жестяной горелке таблеткой горючего, с кружкой растворимого кофе в руке присоединился к нескольким бойцам, уже обступившим командирский стол.

– На Головастика три месяца назад ходили – он ничей был! – Возмущённый Фергана тыкал пальцем в спутниковый снимок. – А Ящер – весь наш! От гребня до пяточки! А теперь?! Головастик под укропами, и половину Ящера отжали! На кой хрен такие шминские договорённости?

Из-за плеча Пёстрого посмотрел на разложенные карты. Головастика на снимке увидел сразу – трудно было не узнать. Что за умельцы навалили террикон? С Ящером было сложнее.

– Где тут Ящер? – спросил.

– Вот этот, длинный. – Малой ногтем с зачернённым краем провел по спутниковому снимку – на нём видно было яснее, чем на карте. – С юга, прямо под ним – карьер. А севернее, вот он, другой террикон – Сорока. Он выше Ящера. Между ними, видишь, – ущелина. И Ящер разбит теснинкой. Тут – мы, тут – укры. Сегодня – только осмотр, знакомство с местностью. – Малой затянулся и выдохнул дым в потолок. – Согласны, товарищ капитан?

– Ты обстановку лучше знаешь, – пригладил усы Кокос. – Сам решай.

Мудро – Малой был донецкий, воевал с первых дней, знал места не по карте.

– Тогда так, бойцы. – Малой окинул взглядом собравшихся у стола, потом остальную комнату. – Пёстрый, Лукум и Ус – на Ящера. Алтай, Набоб, Фергана – на Сороку. Будите Фергану и Уса, хорош щеку давить. Да, гранатомётчики… Старший расчёта Серьга… Где Серьга?

– Тут, – откликнулся от чайного стола гранатомётчик.

– Серьга – тоже на Сороку. Определишь позиции для агээса.

Сказано – сделано. Однако за один день освоить территорию не удалось, хоть местные бойцы и дали своего проводника. Изучение ландшафта и выбор позиций заняли два дня: бродили, исследуя каждую тропу, стенку и уступ, перебежками, пригнувшись, одолевали простреливавшиеся участки, ползали по гребню, как саламандры, часами лежали, затаившись среди каменных отвалов, подробно, метр за метром осматривая в оптику этот на вид марсианский, а на деле самый что ни на есть человеческий пейзаж. Надо было выдавить укропов с Ящера – эта высота, случись горячая пора, позволяла им корректировать артиллерийский и миномётный огонь по городу с обжитым нами «ПриватБанком». Непозволительная роскошь.

Сбоку Ящер и впрямь напоминал громадную рептилию, вытянувшуюся посреди степи километров на шесть, а то и больше. Серые отвалы доломита на его гребне оказались отличной позицией: кучи разнокалиберных камней – от огромных до мелочи, – отсыпанные пирамидками, стояли плотной чередой, тут и там подёрнутые кустарником, а на стороне, где в обход Минска закрепились ВСУ, – даже поросли небольшим лесочком. Террикон рассекала глубокая расщелина, отделявшая наши позиции от вражеских. И хотя Сорока была выше Ящера, большого преимущества эта высота не давала – разглядеть противника, если он соблюдал элементарные правила не то что маскировки, а простой предосторожности, среди серых камней, поросших кустами и приземистыми деревцами, было дохлым делом. Зато сам ты, приподнимись невзначай над шапкой Сороки, сразу высвечивался на фоне неба, и будьте-нате – отличная для оптики мишень. А если залечь на Ящере, то, возвышаясь позади, Сорока милостиво закрывала от засветки.

Тут и присмотрел укромные местечки.

* * *

Малой жил в аккуратном домике возле Свято-Николаевского кафедрального собора. Через дорогу от палат митрополита. Россыпь таких теремков была построена здесь ещё сто с лишним лет назад для первых юзовских инженеров-металлистов. Теперь – частный сектор.

Поколесив по нарядному, обсыпанному цветущими розами городу, здания которого тут и там зияли наскоро залатанными следами артобстрелов, остановились у большого магазина. Купили продукты, водку, конфеты Лукуму. Поспорили насчёт мяса – позвонили Малому. Малой сказал: мясо есть. Через десять минут подъехали к воротам, которые, ожидая нас, хозяин распахнул во всю ширь.

Дождь кончился, только нависшая над оградкой груша ещё роняла с листьев капли.

Обычно гостей густым лаем встречала громадная, вислоухая, грозная на вид, но снисходительная к друзьям хозяина Матильда. Теперь во дворе было тихо. Пёстрый многозначительно переглянулся с нами и обнял Малого.

– Как сам?

– Лучше всех, – обнял Пёстрого в ответ Малой.

– И правильно, – одобрил Пёстрый. – Держись.

Отнесли продукты на кухню. Потом перетащили медицинские коробки в гостиную и сложили под деревянной лестницей, ведущей на второй этаж, к спальням. Надо было разобрать, что – куда. У Набоба был список самого необходимого ещё от двух госпиталей.

Малой жил один. По весне, когда укропский снаряд угодил в крышу соседа, досталось и палатам митрополита, и ему – осколки посекли стену дома Малого, а два влетели в окно детской, пробили межкомнатную перегородку над кроватью младшей дочери, но, слава богу, никого не задели. После этого случая Малой отправил жену с детьми к знакомым в Евпаторию. Остался вместе с верной Матильдой.

В гостиной, возле круглого стола, молча переминались с ноги на ногу. Воздух густел от нервной неразрешённости.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжная полка Вадима Левенталя

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза