Ясновидец Пятаков

Выйдя на больничный с температурой и головной болью, Пётр Фомич на неделю заперся дома, заказывая доставку пиццы и чередуя её с суши. Он не прибег к алкоголю, поскольку боялся неадекватных реакций, и трезвым взглядом наблюдал, как медленно и верно ум его погружается в пучину отвращения не только к себе и своим врагам, но и ко всему белому свету. Он неподвижно лежал на диване небритый, в халате, с пультом в одной и с катаной в другой руке, рассеянно фиксируя взглядом беззвучные телевизионные новости канала «ЧП» и пробуя ногтем остроту заточки самурайского меча.

Перед глазами на фоне пожарищ мелькали брандмейстеры в шлемах и латах, оранжевые герои-спасатели боролись с обвалами и наводнениями, а спецназовцы в масках и автоматах перемещались над поверженными бандами с их арсеналами. Холёные и загорелые, как эскортницы, сотрудницы пресс-служб силовых ведомств, доводя до телезрителей информацию о происшествиях, соблазнительно раскрывали идеально припухшие губы и приопускали изящно изогнутые ресницы. На экране сменяли друг друга картины жёстких задержаний, мрачных катастроф и дорожно-транспортных происшествий с человеческими жертвами. «Как много страданий и смерти, – равнодушно констатировал Петя, – и никому нет до этого дела, подчас и самим страдальцам. К чему тогда вся эта суета?»

Мысль его скользила по нисходящей спирали и никак не могла зацепиться ни за трещину, ни за выступ. Словно рельсы, ведущие вниз, были вовсе без стыков, шпал и костылей. Петя снова и снова искал и не находил в памяти момент, который показал бы, почему его жизнь так и не наполнилась хоть каким-то смыслом. Неужели живёт человек для того, чтобы с помощью внутренностей превратить тонны фуража в кучки удобрений, а кубометры воздуха в углекислый газ, износить на себе шкафы одежды и стоптать чемоданы башмаков? Но ведь есть же ещё впечатления, мысли, мечты, наконец! Есть дальние страны, умные книги и дельные вещи. Есть искусство и право, спорт и наука. Есть игра и ответственность, симпатия и вражда…

И всего этого мало. Всего этого не хватало Пете для понимания, отчего так мерзко и душно на сердце. Он вспоминал, как поднимался в горы с альпенштоком и скользил по океану на доске, как разгонялся иногда аж до двухсот пятидесяти на двух колёсах и как подчас успешно уговаривал ласкать себя (за небольшие, в общем-то, деньги) одновременно двух женщин. Он помнил, что даже ощущал феномен власти, когда ты можешь актом своей воли заставить другого человека делать то, что хочешь ты, и то, чего он не хочет. Но всё это пыль. Истинной цели нет. Так просто и глупо – всё суета и томление духа!

Уже не нужна и сама свобода: она ни к чему не ведёт. А развитие любой важной идеи обязательно приводит в тупик. О чём тут говорить, если вся мудрость человечества упирается в сакраментальную фразу «В начале было Слово»? Все науки утыкаются в область неизученного. Того, что познать невозможно. Ни дальше звёзд, ни мельче атомов мы ничего не сможем увидеть. А если сможем, впереди возникнет новый рубеж, от созерцания и ощущения которого сгорит предохранитель в голове, и нужно будет либо смириться с этим, либо поступить, как Юкио Мисима, один из его любимых писателей. Покончить с собой и со всем этим миром! Но только не с помощью сэппуку, а стать камикадзе, «божественным ветром». Остановить врага пусть даже ценой собственной жизни и этим доказать себе, что она, эта жизнь, не была никчёмной. И главное, что смог ею распорядиться сам.

Ведь чем он всю жизнь занимался? Историей литературы и параллельно поглощением ярких и сильных впечатлений, сугубо приятных. То есть псевдонаукой о мнимом развитии слов и пожиранием кайфа. Он копался в художественных текстах, разбирал их на молекулы, но своего текста не собрал. Он требовал от студентов анализа литературных произведений от древности и до сего дня, но сам таковых не создал. Что толку изучать литературу, когда самому нечего сказать? Добывание денег потрошением слов и сотрясением воздуха опротивело до тошноты, но ничего другого Петя делать не умел и, главное, понимал, что не станет уметь. Уже поздно. Большая часть жизни прожита.

Да и чему научила его литература? Самокопанию? Рефлексии? Получению эмоций от преобразования буквенных сочетаний в умозрительные фигуры? Пожалуй, всё. Лучше, чем он был в детстве, когда впервые читал «Путешествие и приключения капитана Гаттераса», она его не сделала. Алёша Карамазов с каждым новым учебным годом раздражал его всё больше. Так же как и датский принц. Надуманные проблемы и глупые вопросы. Быть или нет? Не быть, а бить! И биться до конца! Не унижаться и не верить россказням!