Ястреб среди воробьев

— Представь себе небоскреб с лифтами. Допустим, ты живешь на первом этаже, а я на двадцатом.

— Многовато этажей, — заметил Блэйк.

— Но ты понял мою мысль?

— Пока нет.

— Ладно. Представь, что первый этаж — это настоящее время. Сегодня. А подвал — это вчерашний день. Второй этаж — это завтра, третий — послезавтра, и так далее.

— Опять шутка? — сказал Блэйк.

— Послушай дальше. Представь, что ты на первом этаже, а кто-то спустился с двадцатого.

— То есть из будущей недели, — догадался Блэйк.

— Именно, — обрадовался Фармен. — Так вот: представь, что я только что свалился с этажа, который на семьдесят лет выше твоего первого.

Блэйк принялся за второй бокал бренди. Затем усмехнулся и прищелкнул языком.

— Я бы сказал, что только сумасшедшие могут быть летчиками на этой войне, но если ты хочешь сражаться с фрицами, то попал именно туда, куда надо.

Блейк не поверил. Впрочем, этого следовало ожидать.

— Я родился в 1956 году, — в отчаянии сказал Фармен. — Мне тридцать два года. Мой отец родился в 1930.

— А сейчас, как ты знаешь, восемнадцатый, — сообщил Блэйк. — Десятое июня. Ты лучше выпей.

Фармен обнаружил, что его бокал пуст. Пошатываясь, он поднялся.

— Мне необходимо поговорить с твоим командиром.

Блэйк жестом указал ему на стул.

— Спешить некуда: он еще не прилетел. У меня заклинило пулемет, и я возвратился первый. Он вернется, когда у него кончится топливо или боеприпасы.

Фармен снова сел. Услышав, как хлопнула дверь, он обвернулся. Невысокий человек с ниточкой усов бросил свою шинель на стул и взял из рук бармена бокал с бренди, которое тот налил, не дожидаясь, когда его попросят.

— Сегодня, мсье Блэйк, нам обоим не повезло. — Он говорил по-английски с акцентом. — Я вернулся с одним патроном в обойме.

— Охота была не очень успешной?

Француз слегка пожал плечами.

— У этого человека живучесть, как у кошки, шкура, как у слона, и ловкость, как у фокусника.

— Кейсерлинг? — спросил Блэйк.

Француз сел за стол.

— А кто же еще? Я держал его на мушке. Расстрелял всю обойму, но он ушел. Что говорить, это ас, но с каким удовольствием я бы с ним разделался! — Улыбнувшись, он отпил бренди.

— Это наш командир, — представил Блэйк. — Филипп Деверо. Тридцать три сбитых самолета. Единственный, у кого счет больше, — Кейсерлинг. — Он повернулся к Фармену. — Извини: не расслышал твое имя.

Фармен представился.

— Он только что из Штатов, — пояснил Блэйк. — Рассказывал тут мне забавные истории.

— Кейсерлинг, — сказал Фармен. — Что-то знакомое… Бруно… да, Бруно Кейсерлинг?

В книгах по истории авиации он встречал это имя. Наряду с Рихтофеном, Бруно Кейсерлинг был самым ненавистным и уважаемым асом немецкой школы воздушного боя.

— Слышали, да? — сказал Блэйк. — Сбить его — самое страстное желание каждого из нас. — Он стукнул пустым стаканом по столу. — Но боюсь, что это невозможно. Он летает лучше нас. Рано или поздно он всех нас перестреляет.

Деверо потягивал бренди.

— Мы поговорим об этом позже, мсье Блэйк, — заметил он. — Вы ждали меня? — обратился он к Фармену.

— Да, я… — Фармен не знал, что сказать.

— Только не рассказывай ему своих историй, — шепнул Блэйк.

— Вы пилот, мсье Фармен? — спросил Деверо. Фармен кивнул.

— И мой самолет летает выше и быстрее ваших. Я собью этого вашего черного демона — Кейсерлинга.

— Каждый из нас желает этого. Но хочу предупредить вас, мсье… Фармен, вы сказали?

— Ховард Фармен.

— Хочу предупредить вас, что этот человек — гений. Аэроплан в его руках творит невозможное. Этот немец сбил сорок шесть, а, может, и больше самолетов. Однажды он уничтожил три самолета за день. Говорят, что никто не знает, откуда он появился, словно один из богов Нибелунгов. Он…

— Будем считать, что я тоже появился ниоткуда, — заявил Фармен. Вместе с моим самолетом.

Когда Деверо допил бренди, а Блэйк прикончил четвертый бокал, они отправились к ангарам. Выпив, Фармен решился показать им «Пика-Дон».

Блэйк и Деверо изучали самолет, обходя его и шлепая башмаками по грязи.

— Только ничего не трогайте, — предупредил их Фармен. — Даже царапина может ему повредить. — Он не стал говорить, что ракеты, подвешенные под самолетом, могут превратить в пар все живое и неживое в радиусе сотни ярдов.

«Пика-Дон» должен был произвести впечатление. Длина 89 футов. Размах острых, как акульи плавники, крыльев — 25 футов. Самолет напоминал стрелу. Фюзеляж был изогнут наподобие капюшона кобры.

Блэйк присел на корточки, чтобы рассмотреть шасси. Он заметил сопла вертикального взлета и лег на землю, чтобы лучше рассмотреть их. Деверо чуть ли не засунул голову в хвостовое сопло. Блэйк вылез из-под самолета и поднялся, отряхиваясь.

— Ну что, поверили? — спросил Фармен.

— Приятель, — сказал Блэйк, глядя ему прямо в глаза. — Я не знаю, что это за штука и как ты ее сюда притащил. Но только не надо говорить, что она летает.

— А как же она здесь оказалась? — спросил Фармен. — Я докажу! Я… Внезапно он замолк, вспомнив, что горючее кончилось. — Спросите у механиков. Они видели, как я приземлился.

Уперев руки в бока, Блэйк покачал головой.

— Уж я-то разбираюсь в аэропланах. Эта штука летать просто не способна.