Явка до востребования

— Скажу откровенно, — отмстил М., — что я очень обрадовался, когда адвокат сообщил мне, что вы ищете дом. Вам, великой державе, я продам его с особым удовольствием. Отдам за 22 миллиона швейцарских франков. Это — стоимость земли, а дом — в подарок.

Я поблагодарил господина М. за доброе отношение к моей стране, за «специальную» цену и обещал о нашем разговоре немедленно сообщить в МИД СССР. Указанная М. цена усадьбы была принята МИДом без возражений. Это всех очень обрадовало: не надо торговаться. Дальше, к моему великому удовольствию, делами по покупке дома занялся прилетевший к этому времени в Женеву будущий вице-консул.

В десятых числах августа М. позвонил мне и сказал, что формальности, связанные с покупкой нами виллы, практически завершены. Оформление документов у нотариуса и в мэрии займет еще три-четыре дня. Он сказал также, что по случаю подписания акта о продаже дома Советскому Союзу намерен в четверг 29 августа устроить коктейль для узкого круга, и, конечно, «он и его семья были бы счастливы видеть на нем господина Окулова и его друзей — советских дипломатов». Он спросил, устраивает ли нас эта дата. Посмотрев план мероприятий Представительства, я ответил согласием. И вечером получил официальное приглашение на специально сделанной для этого случая открытке с видом «Белого дома».

Столы были накрыты в зале на первом этаже. Кроме советских дипломатов были приглашены адвокат, сотрудники мэрии, службы протокола правительства Женевы, друзья хозяина, теперь уже бывшего.

Были речи и тосты. М. был трогательно внимателен к нам — советским. В своей речи он выразил глубокое удовлетворение тем, что первое в истории швейцарско-советских отношений Генеральное консульство СССР в Женеве будет находиться в доме его предков. Словом, все по протоколу. И лишь в конце приема протокол, к удовольствию собравшихся, был нарушен: каждому гостю хозяин вручил по бутылке арманьяка в ящичке из красного дерева.

История арманьяка заслуживает того, чтобы о ней рассказать. В 1930-е годы М. занимался, кажется, самолетостроением в Испании. Фашиста реквизировали его завод. К счастью, деньги, хранившиеся в швейцарских банках, сохранились, и он занялся бизнесом, потом— служил в банках. Как специалиста в области финансов, в пятидесятые годы его пригласили в ООЫ и направили советником по финансовым вопросам в одну из африканских стран.

Рассказывая, М. встал, открыл бар и вернулся с плоской бутылкой зеленого стекла и двумя коньячными бокалами. «Давайте выпьем по стаканчику старого арманьяка!».

Распробовав напиток, я сказал хозяину, что такого не пил ни во Франции, ни в Швейцарии, и, взяв в руки бутылку, стал рассматривать маленькую простенькую этикетку из серой бумаги, приклеенную под самое горлышко. Типографским шрифтом на ней было написано: «Лрманьяк урожая 1897 года. Приобретен в 1959 году на аукционе в городе Базель. Разлит в погребе „Белого дома“ в Женеве в 1144 бутылки».

Пока я изучал этикетку, хозяин, улыбаясь, наблюдал за мной. На его лице читалось желание увидеть изумление и «поразить» меня необычной историей. Я действительно был изумлен. Самый старый, по советской маркировке, коньяк (КС), который у нас бывал в продаже, выдерживался не более 10–12 лет. А тут — 1897 год. Как не удивиться?

«В 1943 году, — начал свой рассказ М., — гитлеровцы узнали, что в одном из погребов города Ош в Гаскони хранятся две бочки арманьяка урожая 1897 года, общим объемом 1200 литров. Они его тут же реквизировали, чтобы отправить в подарок Герингу. А чтобы груз не попал в руки французских партизан, решили сделать это через Базель. А швейцарская таможня наложила арест на этот груз, и до 1959 года он хранился на ее складе.

Я в то время находился в Африке, — продолжал он, — и, слушая швейцарское радио, узнал о распродаже на аукционе скопившихся на таможне товаров, в т. ч. и двух бочек арманьяка. Я знал, что вина 1897 года отличались особспно высоким качеством. И я решил лететь в Базель».

Из аукционной схватки М. вышел победителем, и уже обдумывал план реализации арманьяка, как ему было сделано официальное предостережение: продавать содержимое этих бочек іш оптом, ни в розницу он не может, поскольку не имеет лицензии на торговлю спиртными напитками. Это был удар, но М. перенес его стойко. «Если я не могу на этом заработать, буду пить арманьяк сам, с друзьями, дарить нужным, полезным и просто приятным людям», — решил он. И, застраховав покупку, отправил ее в Женеву. Тогда же заказал 1150 бутылок различной емкости, а также ящички из красного дерева, по размерам бутылок. «Уж если дарить, то красиво! Эго мое правило, — подчеркнул М. — В подвале этого дома виноделы, приглашенные из Оша, разлили арманьяк по бутылкам и опечатали их моей печатью».

2. ПАТРИАРХ ПИМЕН В ЖЕНЕВЕ