Явка в Копенгагене: Записки нелегала

Буэнос-Айрес, громадный город на берегу широко­го, но довольно мелкого залива Атлантического оке­ана у юго-восточного побережья Южной Америки, где сливаются две многоводные реки— Парана и Уруг­вай, одна река — мутная, другая — прозрачная. Оке­анские лайнеры, сухогрузы, танкеры с помощью лоц­мана осторожно пробираются по морскому каналу, обозначенному огромными буями с мигающими крас­ными огнями. В канале постоянно работают земснаря­ды, подчищая и углубляя русло. Ошибки чреваты не­приятностями: судно прочно садится на мель, его затя­гивает илистое дно, затем зимние шторма мало- помалу разбивают его. Подошел катер пограничной и таможенной службы. На душе было неспокойно, хотя документы у меня в порядке. Вдруг они знают, кто я такой? Вспомнились слова инструктора: «Не того бойся, кто в форме, а того, кто в штатском». Пас­сажиры стали заполнять таможенные декларации. Судно отшвартовалось у причала. На берегу толпа встречающих. Французский лайнер «Прованс» выпол­нял рейсы Неаполь— Буэнос-Айрес. На нем прибы­вали эмигранты со всей Европы, особенно из Италии и Португалии. Таможенный досмотр. Вереницы такси забирают пассажиров и встречающих и тотчас отъез­жают, но подходят все новые машины черно-желтого цвета. Сотни такси. Если в Египте любой таксист знает хоть немного по-английски, то здесь этого нет. Взял такси, попросил отвезти в отель «Наполеон». Название отеля мне дал инструктор на встрече в Лозанне. Отель с полным пансионом, что означает завтрак, обед и ужин. Отель не отапливается, в номере сыро. Конец июля. Температура обычно в это время года 3—5 градусов плюс, редко— нулевая. Стоит промозглая погода, туманы. Теплая весенняя Европа вызывает приятные воспоминания.

* * *

Весна 1960 года в Европе была довольно теплой. По возвращении из Египта моя подготовка продол­жалась уже в направлении отработки легенды. Перво­го мая удалось попасть на Красную площадь. После бесчисленных проверок мы с женой пробрались нако­нец к своим местам на трибунах для гостей. Мы стояли близко от Мавзолея. Хорошо было видно, как на трибуну поднимался Н. С. Хрущев с соратниками. Начинался военный парад и демонстрация. В то утро в районе Свердловска был сбит Пауэрс, что торпеди­ровало встречу в верхах. Международная обстановка, близкая к разрядке, вновь накалилась, напряженность пошла по возрастающей, приведя в конце концов к Ка­рибскому кризису.

Отпуск мы провели в Ялте, как всегда «дикарем». Снимали комнатку в Верхней Ялте, питались где при­дется, благо снабжение в городе было превосходным. На набережной стояли бочки с молоком, квасом, пи­вом, всюду продавались булочки, пирожки, кругом рестораны и закусочные. Стали появляться иностран­ные туристы.

Был солнечный морозный день начала февраля 1961 года. Выйдя из дому, я окунулся в обычную толчею у станции метро «Новослободская». В услов­ленном месте, на углу Селезневской и 3-го Самотечно­го переулка, стояла серая «Волга». На переднем сиде­нье рядом с водителем сидел Григорий, мой, уже четвертый по счету, куратор, круглолицый, румяный, с усами щеточкой. Я сел на заднее сиденье, и машина тронулась.

—    Ну, как у нас идут дела? — спросил Григорий, поворачиваясь ко мне.

—    Нормально,— ответил я.— Все идет по плану.

Завтра рано утром я уже должен был перевопло­титься в туриста из Канады и вылететь вначале в Буха­рест, затем в Прагу.

Сегодня перед отъездом последняя встреча с руко­водством. Вернее, прощание.

Свернув с проспекта, углубились в переулочки, сплошь застроенные деревянными и кирпичными од­ноэтажными домами и особняками. На перекрестке двух узеньких улиц мы высадились, и машина тотчас ушла. Мы с Григорием не спеша шагали по переулку. Я даже не подозревал, что в этом районе есть такие чудесные тихие места. Остановились у калитки неболь­шого деревянного дома с мезонином, стоявшего в глу­бине сада. Григорий нажал на черную кнопку звонка сбоку от калитки. Из дома проворно спустилась невы­сокая седая женщина в накинутом на плечи ватнике. Она открыла калитку, и мы прошли по расчищенной от снега дорожке к резному крыльцу. Григорий уверен­но шел впереди. Чувствовалось, что он здесь бывал не раз. В гостиной, устланной ковром, нас ждали три человека. Один из них, Станислав Тимофеевич, был мне знаком, коренастый, с энергичным массивным подбородком и быстрыми движениями. Мы встреча­лись с ним в прошлом году в маленьком кабинете рядом с приемной КГБ на Кузнецком мосту. «Веста» тогда, пройдя бесчисленные тесты и собеседования, была окончательно признана годной для нашей рабо­ты и приступила для начала к изучению немецкого языка (в школе она изучала английский и знала его относительно неплохо).

Третий из присутствовавших на встрече был вы­сокий мрачноватого вида седой блондин с выдаю­щимся носом и колючим недоверчивым взглядом холодновато-голубых навыкате глаз, насмешливо взи­равших на собеседников откуда-то с высоты соб­ственного роста. Густые русые волосы его были за­чесаны назад.

—    В. А.,— представился он.

—    Проходите, садитесь,— пригласил нас всех за стол В. Г.