Явление тайны

Заброшенная иезуитская миссия идеально подходила для такого ряда исследований, если бы не ряд обстоятельств. Во-первых, вынужденное сотрудничество с Джейфом. Во-вторых, смешение науки, известной Флетчеру, с чем-то другим, что и сделало возможным Великое Делание. И в-третьих, сейчас, в момент триумфа, он готов был своими руками уничтожить Нунций, прежде чем он попадет в руки человека, оплатившего его создание.

Но одновременно со стыдом и болью его охватило сомнение. Флетчер сознавал, что результаты удачного опыта очень редко удается скрыть и что любой другой теперь сможет с легкостью повторить эксперимент, поставленный ими — им и Раулем, — здесь, в калифорнийской глуши. Впрочем, они с мальчиком (он уже привык думать о Рауле, как о мальчике) могут еще, как воры, уничтожить всякие следы их пребывания в этом доме. Они сожгут все лабораторные отчеты и разобьют оборудование. Мальчик как раз разводил огонь перед зданием. После этого они станут над обрывом, взявшись за руки, и кинутся вниз, на острые камни. Прибой унесет их тела в океан, и огонь с водой очистят этот мир от них и от сделанного ими.

Конечно, это не помешает кому-нибудь в будущем попытаться получить Нунций еще раз; но вряд ли повторится сочетание условий и случайностей, сделавших это возможным. Во всяком случае, Флетчер надеялся, что в ближайшие годы этого не случится. Для этого требовалось соединение странной, полумагической интуиции Джейфа и его научной методологии, а люди науки не так уж часто сидят за одним рабочим столом с оккультистами (людьми Искусства, как величал их Джейф). Ну, и слава Богу. В таком сотрудничестве слишком много опасного. Оккультисты, труды которых использовал Джейф, знали о природе вещей больше, чем Флетчер мог предполагать. За их темными метафорами вроде философского камня или Химической свадьбы скрывались те же стремления, которым посвятил жизнь Флетчер. Искусственная эволюция и изменение человеческого существа. Они рекомендовали объяснять темное еще более темным, непонятное — еще более непонятным. Следуя их советам, Флетчер и нашел решение. Создал вещество, способное перевести каждую клетку живого организма в иное, более высокое, состояние. Он назвал это вещество Нунций — «посланник». Теперь он понял, что ошибся. Это не посланник богов; это сам бог. Он жил собственной жизнью и имел свои неясные цели. Его нужно уничтожить, пока он не начал переписывать Книгу Творения с Рэндольфом Джейфом в роли Адама.

— Отец?

Сзади появился Рауль. Он опять содрал с себя одежду. Проходив много лет обнаженным, он так и не смог привыкнуть к ней. И опять называет его этим гнусным словом.

— Я не твой отец, — напомнил Флетчер. — Никогда им не был и не буду. С чего ты это взял?

Рауль внимательно слушал, как всегда. В глазах его трудно было прочесть, согласен ли он с этим.

— Чего тебе? — спросил Флетчер уже мягче.

— Огонь, — сообщил мальчик.

— Что там с ним?

— Ветер, отец… — начал Рауль.

Ветер задул с океана совсем недавно. Обойдя дом вслед за Раулем, Флетчер увидел именно то, чего боялся: сложенные там кипы бумаги не загорались, а многие листки уже разлетелись, гонимые ветром.

— Идиот! — выругался он скорее в свой адрес. — Нашел кому поручить! Я же говорил, не клади сразу так много бумаги.

Он взял Рауля за руку, покрытую густым мягким волосом, как и все его тело. Внезапно запахло гарью, и огонь взвился вверх. Рауль вздрогнул. Флетчер знал, что ему стоило немалых усилии преодолеть врожденный страх перед огнем. Он сделал это для своего отца и ни для кого другого. Флетчер положил мальчику руку на плечо, и тот, как в своей предыдущей жизни, повис на ней, вдыхая запах человека.

— Пусть летят, — сказал Флетчер, наблюдая, как порыв ветра выхватывает из костра листки бумаги, как из календаря — день за днем, полные мучительных раздумий. Даже если кто-нибудь подберет пару листков, он ничего не поймет в них. Это просто его навязчивая идея — уничтожить все, до последнего листка. Но разве не такая же навязчивая идея привела к тому, что случилось?

Мальчик оторвался от Флетчера и направился к огню.

— Нет, Рауль… не надо… пусть летят…

Мальчик сделал вид, что не слышит: трюк, к которому он прибегал еще до своего посвящения. Сколько раз Флетчеру казалось, что он так и остался обезьяной и просто дурачит его, обретя из всех человеческих качеств только хитрость!

Рауль, однако, не стал собирать разлетевшиеся бумаги. Его приземистое, невысокое тело напряглось, голова приподнялась. Он принюхался.

— Ты что-то чувствуешь?

— Да.

— Где?

— Кто-то поднимается на холм.