Язон четырех морей

— О, я знаю, Фортюнэ обожает мужчин вообще, а тех, кто носит мундир, — в частности. Русский показался бы ей достойной добычей!

— Может быть, не все русские, но уж этот — обязательно!

— Право слово, можно подумать, что вы его знаете! — сказала Марианна, с удивлением взглянув на него. — Однако вас там не было и вы не видели его.

— Нет, — дружелюбно согласился Жоливаль, — но если ваше описание точно, я знаю, кто он. Тем более что русские офицеры с крестом Почетного легиона на улице не валяются.

— Тогда кто же он?

— Граф Александр Иванович Чернышев, казачий полковник русской императорской гвардии, адъютант его величества царя Александра I и его связник с Францией. Он один из лучших кавалеристов мира и самый закоренелый ловелас в обоих полушариях. Женщины от него без ума!

— Да? Только не я! — воскликнула Марианна, возмущенная ощущавшейся снисходительностью, с которой Жоливаль представлял ее неистового преследователя из Лоншана. — И если эта дуэль состоится, я надеюсь, что поляк продырявит вашего казака так же легко, как какого-нибудь галантерейщика с улицы Сен-Дени!.. Соблазнительный или нет, для меня он просто грубиян!

— Вообще-то впервые о нем так говорит красивая женщина. Интересно было бы узнать, не изменится ли это мнение в дальнейшем! Хорошо, хорошо! Не сердитесь, — добавил он, увидев искорки гнева в глазах своей подруги. — Я; посмотрю, смогу ли я предотвратить кровопролитие. Но я сомневаюсь…

— Почему же?

— Потому что никогда поляк и русский не откажутся от такого удобного случая уничтожить друг друга. Взаимная, причем постоянная, ненависть — их нормальное состояние!

В самом деле, на следующее утро Аркадиус, уехавший верхом до зари, вернулся около 10 часов сообщить прогуливавшейся в саду Марианне, что сегодня на рассвете в Пре-Катлян состоялась дуэль на саблях и что противники, отказавшись от примирения, разошлись вничью: один — Чернышев — с пробитой рукой, другой — барон Козетульский — с раненым плечом.

— Особенно не оплакивайте его, — добавил Жоливаль, увидев огорчение на лице Марианны, — рана довольно легкая и позволит ему избежать поездки в Испанию, куда император не преминул бы выслать его. Я сообщу вам, если будут какие-нибудь новости о нем, будьте спокойны. Что касается другого…

— Другой меня не интересует! — сухо отрезала Марианна.

Ласково-ироничная улыбка, которой Жоливаль одарил ее, задела Марианну, и она, не добавив ни слова, повернулась к нему спиной и продолжила прогулку. Уж не насмехается ли над ней, случайно, ее старый друг? Какие задние мысли прятал он за своей чуть скептической улыбкой? Думал ли он, что она не была искренна, утверждая, что этот русский ее не интересует, что она может быть подобной всем тем женщинам, которых красавец казак легко покорял? Или же это одиночество сердца уже подготовило ее стать жертвой легких интрижек, в которых столько женщин ищут любви, но находят, увы, только ее призрак?

Она сделала несколько шагов по мелкому песку одной из аллей, ведущих к бассейну, где журчал фонтан. Сад был невелик и состоял из нескольких лип и массы благоухающих под летним солнцем роз. В бассейне бронзовый дельфин нес амура с загадочной улыбкой. Никакого сравнения с чудесами виллы Сант'Анна, с ее большими шумящими водопадами и высоко бьющими фонтанами, с благородными газонами и лужайками, где гордо прохаживались священные белые павлины, где над всем царствовал сказочный единорог. Здесь же земля не содрогалась под ударами копыт бешено мчавшихся красавцев, призрачный всадник не будил ночную тишину одинокой скачкой, унося с собой до рассвета тягостную тайну, а может быть, безысходное отчаяние… Здесь было изнеженное, учтивое, соответствующее хорошему воспитанию спокойствие небольшого парижского садика: именно то, что необходимо для меланхолических грез оставшейся в одиночестве женщины.

Амур на дельфине улыбался под прозрачными струйками, и в его улыбке Марианне тоже почудилась ирония: «Ты смеешься надо мной, — подумала она, — но почему?.. Что сделала тебе я, так верившая в тебя и кого ты так разочаровал? Ты улыбался мне, только чтобы обрести свой прежний облик! Мне, вступившей в брак, как постригаются в монахини. Ты не хотел, чтобы брак стал для меня чем-то другим, кроме насмешки. И тем не менее сейчас я вышла замуж во второй раз… Но все так же одинока! Первый муж оказался негодяем, второй — только призраком, а человек, которого я люблю, стал мужем другой! Неужели ты никогда не сжалишься надо мной?»

Но амур молчал, и его улыбка оставалась неизменной.