– У господина Эльфрика повсюду имелись лазутчики, хотя в твоем доме ему найти ни одного не удалось, – сказала Ингульфрид. – Но в остальных местах их было множество, и все они отсылали вести в Беббанбург. Мужчины вели разговоры, а я держала ухо востро. Мне они никогда не давали слова, но позволяли слушать. Порой муж делился со мной, когда не бил.
– Он бил тебя?!
Пленница посмотрела на меня как на дурака:
– Я ведь его жена. Если я не угожу ему, то, естественно, буду бита.
– Я никогда не поднимал руки на женщину.
Она улыбнулась:
– Господин Эльфрик всегда твердил, что ты болван.
– Возможно, так оно и есть, – сказал я. – Но дядя боялся меня.
– Он трепетал, – согласилась она. – И с каждым вздохом проклинал тебя и молился о твоей смерти.
Но это сам Эльфрик, а не я направился к Пожирателю трупов. Серый свет разгорался.
– Рука святого Освальда до сих пор в Беббанбурге? – осведомился я.
Ингульфрид кивнула:
– Ее хранят в часовне, в серебряном ящике. Однако мой муж собирается передать ее Этельреду.
– Чтобы подбодрить его?
– Потому что Кнут этого хочет.
– Ага, – протянул я, начиная понимать.
Кнут подталкивает Этельреда к нападению на Восточную Англию, и Этельред решится, если сочтет, что заручился магической помощью останков святого Освальда.
– Беббанбург слаб, – призналась Ингульфрид. – Не крепость – она очень сильна, и Утред может набрать достаточно воинов, чтобы отразить большинство врагов, но он боится задеть воистину опасного недруга. Поэтому он и Эльфрик в свое время старались ладить с соседями.
– То есть с данами.
– С данами, – согласилась она.
– Получается, твой муж как Хэстен: выживает за счет того, что лежит тихо и машет хвостом.
Женщина заколебалась на миг, потом кивнула:
– Да.
Беббанбург не важен для данов. Он важен для меня, а для данов он только помеха. Они хотят заполучить Беббанбург, ясное дело, но им нужно куда больше. Им нужны плодородные поля, полноводные реки и густые леса Мерсии и Уэссекса. Им нужна страна, которая будет называться Данеланд. Они хотят всего и, пока я отсиживаюсь тут на фризском берегу, уже начали, возможно, завладевать добычей.
Еще я думал об Этельфлэд. Она окажется втянута в это безумие.
Я не знал, правда ли это. В тот миг, когда солнце зажигало восток багрянцем, я понятия не имел о событиях в Британии. Все это лишь догадки. Скорее всего, затянувшийся мир сохраняется, и хаос только привиделся мне, но чутье подсказывало обратное. А разве чутье не глас богов?
Но какое мне до этого дело? Христиане отвергли меня и сожгли мое имение. Прогнали из Мерсии и оттеснили на эти голые песчаные дюны. Я ничего им не должен. Если прислушаться к здравому смыслу, мне следует отправиться к Кнуту и предложить ему свой меч, а потом пройтись им по всей Мерсии и всему Уэссексу, очистить южное побережье и сокрушить набожных глупцов, плюнувших мне в лицо. Пусть епископы, аббаты и попы ползают передо мной на коленях и вымаливают прощение.
Но я подумал об Этельфлэд. И понял, как следует поступить.
– Так что мы будем делать? – встретил меня вопросом Финан на следующее утро.
– Еда, – сказал я. – Нам нужны припасы на трех- или четырехдневный морской переход.
Ирландец воззрился на меня, удивленный прозвучавшей в моем голосе решимостью, потом кивнул:
– Рыбы и тюленины здесь в избытке.
– Закоптить, – распорядился я. – Как насчет эля?
– Хватит на неделю – мы прихватили две бочки с «Радужного».
Бедолага Блекульф! Я оставил его самого, его сына и третьего члена команды в Беббанбурге. Он собирался спасать свое судно, но я посоветовал ему забыть про это.
– Идем с нами, – предложил я.
– Куда?
– Во Фризию, – ответил я и тут же пожалел о сказанном.
Я вовсе не был уверен, что поплыву именно во Фризию, хотя не мог придумать иного убежища.
– Рано или поздно мы дойдем до Фризии, – промямлил я, стараясь исправить ошибку. – Сначала я, скорее всего, загляну в Восточную Англию, но оттуда ты легко сядешь на корабль до Фризии.
– Буду снимать «Радужный», – уперся Блекульф. – Он засел не слишком крепко.
И он остался, и я сомневался, что парень успеет снять судно с мели прежде, чем его найдут люди моего кузена. Зато не сомневался, что Блекульф сообщит им о моих планах плыть во Фризию.
Мы могли бы отплыть в тот же день. Самое большее, на следующий, если хотели запастись припасами. Но нам требовалось два или три дня, чтобы оправиться после шторма. Оружие и кольчуги отсырели, пришлось оттирать пятна ржавчины песком, поэтому я сообщил Финану, что мы простоим тут еще три ночи.
– И куда пойдем? – поинтересовался он.
– На войну, – высокопарно объявил я. – Поэтам будет про что слагать песни. Языки отвалятся распевать! Мы идем на войну, друг мой. – Я хлопнул ирландца по плечу. – Но прямо сейчас я иду спать! Следи, чтобы люди не сидели без дела, скажи, что они станут героями!