Следовательно, наряду с механическим определением одного события посредством другого надо еще большее внимание уделять своеобразной сущности сил, и здесь первой ступенью является их физиологическое действие. Все живые силы — как человек, так и растения, как нации, так и индивиды, как человеческий род, так и отдельные народы, даже порождения духа, поскольку они покоятся на проходящих в известной последовательности действиях, — литература, искусство, нравы, внешняя форма гражданского общества — обладают общей структурой, развитием и законами. Это — движение по восходящим ступеням к вершине и затем постепенное падение, переход от совершенства к своего рода вырождению и т. д. Не подлежит сомнению, что в этом заключено множество возможных исторических объяснений, но очевидно также, что в них познается не творящий принцип, а только некая форма, которой он вынужден подчиняться, кроме тех случаев, когда она возвышает и окрыляет его.
Еще в меньшей степени доступно исчислению действие психологических сил, поскольку они не подчиняются познаваемым законам, а могут быть восприняты только в известной аналогии, — сил, многообразно переплетающихся в человеческих способностях, ощущениях, склонностях и страстях. Будучи самыми близкими пружинами действий и непосредственными причинами связанных с ними событий, они в первую очередь занимают историка и чаще всего используются для объяснения событий. Однако именно этот метод требует наибольшей осторожности. С его помощью мы меньше всего можем объяснить события всемирной истории; применяя этот метод, мы снижаем трагедию истории до уровня драмы повседневной жизни и склоняемся к тому, чтобы вырвать отдельное событие из связи целого и поставить на место судеб мира мелочную суету отдельных личностей с их субъективными, побуждающими к действию мотивами. На этом пути все сосредоточивается на индивиде, и все-таки индивид не познается в своем подлинном единстве и глубине, в своей подлинной сущности. Ибо познание индивида не допускает такого расщепления, анализа суждений на основе данных опыта, которые, будучи взяты у многих, должны быть типичными для многих. Своеобразная сила индивида пронизывает все его чувства и страсти, накладывая на все свой отпечаток.
Можно было бы попытаться классифицировать историков по трем намеченным здесь воззрениям, однако характеристика подлинно гениальных историков не будет исчерпана ни одним из них, даже не всеми вместе, ибо сами эти воззрения также не исчерпывают причинной связи событий, и основная идея, исходя из которой только и можно понять события и причинную связь в ее полной истине, не заключена в сфере этих воззрений. Они охватывают лишь явления мертвой, живой и духовной природы, обозримые в их равномерно повторяющемся следовании, но не свободный самостоятельный импульс изначальной силы; поэтому такие явления свидетельствуют только о постоянно повторяющемся в соответствии с познанным законом или проверенным опытом развитии; однако то, что возникает, подобно чуду, хотя и может быть отчасти объяснено механическими, физиологическими и психологическими причинами, но ни из одной из них реально выведено быть не может; оно остается внутри сферы явлений не только не объясненным, но и не познанным.
Как бы мы ни строили свое объяснение, сфера явлений может быть понята только из точки, находящейся вне ее, и обдуманный выход из этой сферы столь же безопасен, сколь неминуемо заблуждение, если слепо замкнуться в ней. Всемирная история не может быть понята вне управления миром.
Приняв эту точку зрения, мы сразу обретаем то преимущество, что не считаем понимание событий завершенным посредством взятых из жизни природы объяснений. Впрочем, это мало помогает историку на последнем, самом сложном отрезке его пути, ибо ему не дан орган, посредством которого он мог бы непосредственно проникнуть в замыслы управления миром, и каждая такая попытка, так же как стремление обнаружить конечные причины, только завела бы его в тупик. Тем не менее это находящееся вне развития природы управление событиями открывается в них самих с помощью средств, которые, хотя и не относятся к области явлений, все-таки связаны с ними и могут быть познаны в них, подобно бестелесным существам, но лишь в том случае, если мы выйдем из сферы явлений и духовно перенесемся в ту сферу, откуда они берут свое начало. С их исследованием, таким образом, связано последнее условие задачи историка.