Язык и философия культуры

Всякому эпическому и вообще описательному поэту следовало бы усваивать чисто художественную форму, которую столь подробно охарактеризовали мы в начале настоящей статьи; всякому поэту нового времени следовало бы стремиться к тому, чтобы питать наш ум и нашу душу такими идеями и чувствами, какие соответствуют нашей эпохе, накопленному нами опыту, достигнутому нами прогрессу. Наш поэт обладает тем и другим, но в этом всеобщем совершенстве заключен еще и его индивидуальный, отличающий его от других характер.

Прежде всего, во всем он — истинный художник. Его поэзия просто изображает, и мало этого, она совершенно эпична, она всегда остается близкой всеобщему понятию искусства, производящему свой предмет силой воображения; она близкородственна стилю пластического искусства и использует все специфически присущие ей преимущества движения и выразительности. Описываемые ею мысли и чувства — это лишь душа ее персонажей, они служат лишь для того, чтобы вдохнуть в них жизнь и язык.

Мы думаем, что просто видим этих персонажей, следим за ними, повсюду наблюдаем движение и очертания форм, однако трогает нас, по существу, их внутренняя духовность; наша грудь дышит полнее, чем тогда, когда читаем мы иного поэта, мы глубже проникаем внутрь своей же души, мы бываем настроены более чисто и человечно. А фигуры — это лишь как бы тонкое тело живой души, которая проглядывает сквозь них.

Благодаря тому что фигура и характер всегда столь соответствуют друг другу, нам начинает казаться, что фигура существует ради характера, то, наоборот, характер — ради фигуры, — и мы всегда видим целого человека в его естественности и истинности. Наш поэт берет человека во всем его своеобразии, в высшем его выражении, и затем налагает на этот материал зримую печать искусства. Благодаря этому двойному методу материал уподобляется творениям древних — поэт возводит его к простой истине природы и сообщает ему чистую объективность изображения.

У кого в душе живы „Вертер", „Гёц" и эта поэма, тот почувствует правду сказанного. Но чтобы убедиться, что наш анализ творчества поэта привел не к нераскрытым чувствам, но к ясным и прочным результатам, необходимо резюмировать эти результаты в виде определенного и простого итога. Итак, если все специфически свойственное ему и производящее воздействие, в определении которого все читатели обычно сходятся между собой, разложить на элементы, то в основном замечаешь следующее:

Поэт не просто объективен и подлинно художествен, он в самом точном смысле этого слова пластический и эпический художник; все, что он рисует — фигуру и движение, — все чувственно наглядно, все — чистое порождение пластической фантазии.

Его материал, то, что, собственно говоря, изображается в ею описаниях, что проглядывает сквозь них, словно сквозь тонкое покрывало, все, что созерцаем мы у него постоянно, но лишь в чувственном облике и живом движении, — все это внутренняя человечность, все это то множество мыслей и чувств, которые обретает душа, когда, наделенная полнотою сил, она объемлет самое себя и всю природу вокруг, человечество в его величайшем совершенстве и в его простейшей истине.

Высокое воздействие, производимое отчасти содержанием, вложенным в материал, отчасти поэтичностью изображения, еще более усиливается благодаря тому, что ради последнего исполняются лишь требования совершенной объективности и нигде не наносится излишний колорит, — в результате формы выступают с большей определенностью, чище, а сам материал производит тем более глубокое и трогательное впечатление, чем он проще, чем менее приукрашен.

Если, как показали мы в одном из разделов (см. гл. XL), наш поэт и теряет в чувственном богатстве по сравнению с творениями древних, то, с другой стороны, он вновь обретает все это в той же самой мере благодаря смелости, с которой он готов жертвовать решительно всем. Потому что, на первый взгляд, нет для искусства большей опасности, чем немудреная истина, легко опускающаяся до простой прозы, чем проникновенность чувства, которая слишком сильно затрагивает наши действительные чувства, чтобы подниматься отсюда до чувства идеального и художественного. Однако как раз здесь и сказывается сила поэта, справедливо полагающегося на себя. Не бурным и страстным подъемом настроения возносит он свой предмет над действительностью, но тем, что придает ему бесконечную широту, вмещая в него все; не удаляясь от природы, он удерживает свой предмет в сфере воображения, но лишь тем, что постигает его в природе, природу же поэт постигает в ее подлинном и изначальном облике.

XLVI.Отечественный характер нашего поэта в сравнении с древними и новыми поэтами других народов

Чтобы понять особенность своего положения, нам всегда необходимо учитывать два момента — древность и чужие страны. Да будет нам дозволено рассмотреть нашего поэта и с этих двух сторон.