Язык и философия культуры

Если управление финансами может противодействовать проведению в жизнь установленных выше принципов, то это противодействие может исходить и, по-видимому, в большей степени, также от внутреннего политического устройства. Дело в том, что должно существовать средство, которое соединяло бы господствующую и подчиненную часть нации, первой гарантировало бы сохранение вверенной ей власти, второй — пользование предоставленной ей свободой. В различных государствах этой цели пытались достичь различными путями: то усилением как бы физической силы правительства, что, однако, угрожает свободе, то противопоставлением ряда противодействующих друг другу властей, то утверждением в народе духа, благоприятного для данного государственного устройства. Последний способ, невзирая на то, что он иногда, особенно в древности, принимал прекрасные формы, приносит вред развитию индивидуальности граждан, нередко ведет к односторонности и поэтому наименее целесообразен в рамках разработанной здесь системы. Следуя ей, надлежало бы избрать такое политическое устройство, которое оказывало бы по возможности меньшее позитивное влияние на характер граждан и воспитывало бы в них высочайшее уважение к чужому праву в соединении с преисполненной энтузиазма любовью к собственной свободе. Я не берусь утверждать, каким же должно быть такое политическое устройство. Решение этого вопроса относится к области политики в собственном смысле. Ограничусь лишь следующими краткими замечаниями, чтобы показать по крайней мере возможность подобного государственного устройства. Предложенная мною система усиливает и умножает частные интересы граждан, и поэтому может показаться, что тем самым она наносит урон интересам публичным. Между тем она так тесно связывает те и другие, что частные интересы, как признает каждый гражданин, поскольку он хочет обладать безопасностью и свободой, полностью основаны на интересах публичных. Таким образом, именно эта система могла бы обеспечить приверженность к определенному государственному устройству, которую тщетно стараются вызвать весьма изощренными средствами. К тому же государство, осуществляющее менее интенсивную деятельность, нуждается и в меньшей власти, а меньшая власть нуждается в меньшей защите. И наконец, само собой разумеется, что здесь следует поступать так же, как во всех тех случаях, когда сила и потребление должны быть принесены в жертву результатам, чтобы оградить то и другое от больших потерь.

Таким образом, я теперь полностью, насколько это в моих силах, ответил на поставленный мною вопрос, всесторонне охватив деятельность государства границами, которые представляются мне одновременно полезными и необходимыми. Однако при этом я исходил только из точки зрения наибольшего блага; между тем наряду с этим несомненный интерес представляет и правовая точка зрения. Там, где государство действительно добровольно поставило себе определенную цель, установило твердые границы своей деятельности, эта цель и эти границы правомерны — конечно, если их определение находится во власти тех, кто их определяет. Там же, где такое точное определение отсутствует, государство должно, разумеется, стремиться ограничить свою деятельность теми пределами, которые предписываются чистой теорией, не забывая, однако, о препятствиях, невнимание к которым привело бы к еще большему вреду. Следовательно, нация вправе требовать применения этой теории лишь до тех пор, пока такого рода препятствия не приведут к тому, что применение этой теории окажется уже невозможным. Об этих препятствиях в предшествующем изложении я не упоминал; я довольствовался тем, что развивал чистую теорию. И вообще моей целью было найти для человека самое благоприятное положение в государстве. Я видел его в том, чтобы самая многообразная индивидуальность, самая своеобразная независимость сосуществовали бы со столь же многообразной и тесной связью людей между собой — проблема, решить которую может только наивысшая свобода. Выявить возможность такого государственного устройства, которое бы в наименьшей степени, насколько это возможно, преграждало путь к указанной мною конечной цели, составляло задачу настоящего исследования и с давних пор составляет предмет моих размышлений. Я был бы удовлетворен, если бы мне удалось доказать, что этот принцип должен служить законодателю идеалом при всяком государственном устройстве.