Ибишев

— Знаете, перед уходом он уничтожил все свои фотографии. Ничего не оставил. Но мы не сразу это заметили. Только когда пришла милиция. Стали искать фотографии, а их нет. Все изорваны на мелкие кусочки и брошены в мусорное ведро. Потом я очень долго пытался восстановить хотя бы одну, но ничего не вышло. Выкладывал их как мозаику на лист бумаги и так, и этак. Чуть не ослеп совсем. И вот уже прошло полгода. И все вокруг уверены, что он умер. Может быть, упал со скалы в море или еще что–нибудь в этом роде. Но мы с тетей Сямой все еще надеемся, что в один прекрасный день он вернется. Просто откроет дверь и войдет…простите…

Толстячок прослезился. Он промокает глаза салфеткой.

— Однажды он сказал: когда я закончу эту книгу — я умру. И вот. Взял и исчез… Мне очень тяжело говорить об этом. Такая трагедия! Такой светлый ум!..Я не могу представить себе его мертвым…знаете что, давайте отложим нашу беседу…я что–то стал себя неважно чувствовать. Тетя Сяма, принеси мне корвалол и мои таблетки! Побыстрее, побыстрее, пожалуйста! У меня опять кружится голова!

6.

…Среди клубящихся облаков пыли плывут электрические змеи, и за каждой из них тянется длинный шлейф сверкающих искр. Жадные электрические драконы с распущенными, словно веера, хвостами. Они плывут с востока на запад, туда, куда тянется серая лента разбитого шоссе, полузанесенного песком и мусором. И вдоль всей дороги сплошным бурым ковром лежат бесконечные заросли хищного винограда. Это только кажется, что он неподвижен. Под прикрытием уродливых скрюченных листьев ни на минуту не прекращается движение. Твердые и цепкие, как когти животных, усики все время ползут по земле в поисках надежной опоры. С каждым днем они захватывают все больше пространства и все ближе подбираются к Денизли. И лишь облачко пыли, поднимающееся в небо там, где с глухим грохотом обваливается очередной каменный каркас недостроенного дома, словно сигнальная ракета, предупреждает город о грозящей опасности…

Жалобно скрипят амортизаторы. Машину то и дело заносит на крутых поворотах, она буксует в желтой пыли. Селимов смеется и почти не следит за дорогой, управляя машиной благодаря годами выработанной привычке, и она, как послушное старое животное, дрожит всем корпусом и из последних сил рвется вперед сквозь висящую стеною пыль и жадные заросли винограда.

Глава 3

БУМАЖНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

1.

…С того памятного дня, когда Ибишев разбил головой зеркало, прошло почти пять лет. Значит, речь идет приблизительно о 1992 годе.

За это время Денизли практически не изменился. Или только кажется, что он всегда был таким, каким видится сейчас: грязным, темным и заброшенным. Если смотреть сверху, зажатый, как в тисках, с одной стороны бесноватым морем, а с другой песками и голодным виноградником, поросли которого с каждым днем становятся все гуще и непроходимее, Денизли похож на уродливую мертвую куколку. И везде: на бурых фасадах домов, на умирающих каштанах, на скамейках, на центральной площади перед зданием мэрии, на нелепой полуразрушенной арке с безобразными львиными головами, стоящей на въезде в город, и даже на витринах магазинов — толстым слоем лежит серая пыль. Откуда она берется — неизвестно. Но она повсюду. Даже в постельном белье. Противная серая пыль, легкая, как пудра. От нее першит в горле, она хрустит на зубах, и кажется, нет силы, способной избавить от нее. Возможно, когда–нибудь она совершенно погребет под собой Денизли вместе со всеми нами, как это случилось со старой нотариальной конторой около львиных ворот. После очередного мусорного урагана весной прошлого года ее засыпало до самой крыши. Покойный ныне доктор Аббаскулиев предполагал, что пыль эта возникает вследствие выветривания гигантских известняковых глыб на давно брошенном каменном карьере в девяти километрах от Денизли. Ее разносит ветер.

Кроме пыли, головной боли и озноба, весной и летом ветер, дующий из самой глубины полуострова, приносит еще и головокружительный запах горькой полыни и томный аромат ночных цветов, будоражащий кровь и вызывающий видения. И начинается бессонница. И огромные темные бабочки исполняют магические танцы в густом свете уличных фонарей. И по узкой полоске пляжа, усеянного гниющими водорослями и распахнутыми раковинами мертвых мидий, бродят неприкаянные души самоубийц и утопленников, прячась от ритмично вспыхивающего желтого луча. Маяк. Если приглядеться, можно угадать его очертания в фосфоресцирующей темноте горизонта…толстые рыбы, сонно вращая прозрачными плавниками, жмутся к скалам, вокруг которых в зарослях сияющих ламинарий висят стаи креветок…

2.

Как все стоящие революции — «бумажная революция» в Денизли грянула совершенно неожиданно.