Ибо мы слепы

Чтобы успокоиться, Джордж принялся чуть слышно насвистывать себе под нос засевшую у него в голове мелодию из рекламы овсяных медовых хлопьев, прокручиваемую в каждой рекламной вставке когда-то. Чаще всего он слышал её, когда ещё крутили на телевидении столь обожаемое им вечернее шоу «Поймай меня». В том шоу инсценировались реальные случаи из рабочей практики полицейских со всего мира, а иногда и вставлялись интервью участников тех самых событий. По большей части, полицейских. И пока фордик нёс его по двухполосной в каждую сторону дороге, считавшейся главной в городе и проходившей через центр, соединяя окраины города и вливаясь далее в федеральную трассу, Джордж представлял себя участником этого вечернего шоу. Как бы он рассказывал о своих подвигах, в которых он неминуемо должен был поймать пулю, защитив напарника своим телом, но даже с ранением всё равно доводил дело до конца и останавливал преступника. После чего передавал его так поздно подоспевшим на помощь остальным сотрудникам полиции. И уже тогда трагично падал в обморок от потери крови. Ему всего двадцать пять, а он уже всеми любимый и почитаемый герой! В этот момент на его лице играла глупая улыбка, открывавшая слегка кривые желтоватые передние зубы, а взгляд проваливался куда-то в пустоту. Это чуть не привело к заносу в кювет, но Джордж вовремя опомнился и резким движением выкрутил руль влево, тем не менее, резко сбросив скорость. Из-за чего в следующую же секунду его фордик обогнал огромный пикап, чей верзила-водитель с покрасневшим от злости лицом и надутыми венами осыпал Джорджа массой оскорблений, сочетавших в себе как описания умений последнего в вождении, так и затрагивавшие всех его родных и близких, хоть нынче уже и неживых. На всё это Джордж виновато улыбался и, густо покраснев, но не от злости, а от стеснения, пытался извиниться, но так и не смог выговорить ни слова, при каждой попытке охватываемый приступами заикания от слишком сильного волнения. Наконец, показав ему свой длинный и толстый средний палец, разъярённый водитель слегка подрезал его, после чего двигатель взревел и унёс пикап далеко вперёд. Джордж краем рукава куртки в очередной раз протёр свой лоб и, слегка успокоившись, начал набирать скорость, параллельно с этим вновь проваливаясь в свои мысли и мечты. Но теперь они были не об участии в вечернем шоу. Сначала Джордж представил себе, как было бы прекрасно прокрасться к этому верзиле ночью в дом, после чего усыпить его хлороформом, как показывают в фильмах, связать и выволочь из дома куда-нибудь в открытое поле… или же в подвал своего дома. Где тот бы говорил с ним, Джорджем Маллетом, уже иным тоном. Совершенно иным. Представляя себе это, Джордж вновь стал счастливо улыбаться и включил радио, из которого полились тихие нотки джаза, заставившие его влиться в мерный ритм музыки, и начать, хоть и неумело и невпопад, подпевать.

В полицейском участке было на удивление тихо и спокойно для субботнего утра. Всё же вчера была пятница, которую в их городке любили отмечать почти столь же богато и с размахом в плане выбора алкогольных напитков, как и сам Новый Год. Из-за чего, чаще всего, работы у полицейских несколько прибавлялось, и полицейский участок наполнялся самыми яркими отбросами общества, некоторые из которых становились уже постоянными посетителями, такие как Мэтт Пинт и Саймон Ведлит, чья суть жизни, казалось, заключалась в желании попытаться проломить кому-либо голову с поводом или же без. Но сегодня в приёмной ожидал своей участи, сидя на одной из двух секций металлических кресел у стены, лишь один какой-то пьяный алкаш, на запястьях которого не было даже наручников. Видимо, его привёл сюда патруль лишь для того, чтобы продемонстрировать хоть какую-то деятельность, ведь все прекрасно знали, что выяснять кто он и откуда никто не будет. Он просидит с полчаса здесь, в приёмной, чуть проспится и придёт в себя, после чего его просто-напросто выкинут из полицейского участка.