Идеал (сборник)

«Дорогая мисс Гонда!

Думаю, што лучши вас никакой кинозвезды не было. И скажу што каждая ваша фильма шикарна. И со дна своего сердца хощу поблагодарить вас за то щастье, которое вы даете нам в нашей старости. Других кинозвезд много, но они не такие. Таких как вы больше нет и никогда не было. Мы с женой дожидаемся каждой вашей новой фильмы, посещаем все сеансы и возвращаемси домой на следующий день. Нам вы не штобы просто нравитесь. Посетить вашу фильму все равно как в церкву сходить, токо лучше. Я так и не понял, как случается, что вот вы играете скверную женщину и других таких, но всякий раз вижу, что получается святая Божья матерь, и не могу понять, как это выходит. Вы для нас все равно как родная доча, такая какой у нас не было. У нас, меня то есть и жены, трое детей, две девочки, только они не как вы. Мы всего лишь простые старики, мисс Гонда, и вы – все, что у нас есть. Мы хочем отблагодарить вас, тока я не знаю, как это сказать, потому шта никогда не писал писем таким важным леди как вы. И если мы могли што-та сделать, штобы показать вам, какие мы благодарные, патамушта долгая жизнь нас уже не ждет.

Почтительно ваш,

Джереми Слайни

Бульвар ВентураЛос-Анджелес, Калифорния».

Вечером пятого мая Джереми Слайни праздновал золотую годовщину собственной свадьбы.

Стол расставили посередине гостиной. Миссис Слайни извлекла из комода лучший комплект серебряной утвари, все утро полировала ее, a потом аккуратно расставила под светом висячей медной масляной лампы.

– А индюшка у нас будет? – спросила она утром.

– Знамо дело, – ответил Джереми Слайни.

– Это последняя, Па. Я как раз думала, что если свезти ее в город, то можно…

– Ой, Ма, золотая свадьба в жизни бывает только один раз.

Мисс Слайни вздохнула и побрела на задний двор ловить индейку. Стол накрыли на девять персон. На праздник собрались дети. После воздушного лимонного пирога Джереми Слайни, злодейски подмигнув, раскупорил галлон своего лучшего крепкого сидра.

– Вот так, – усмехнулся он, – по случаю.

– Тебе прекрасно известно, – провозгласила старшая дочь, миссис Юстас Хеннесси, – что я не прикоснусь к этому зелью.

– Я заменю тебя, Моди, – отреагировала миссис Чак Финк, младшая.

– Ну-ну, – просиял Чак Финк, – за такое радостное событие выпить должен всякий. Вреда от этого не будет! Стаканчик за день опрокинь, и доктор сгинь.

– Вот что вам всем скажу, Мелисса этого вот пить не будет, – сказала миссис Юстас Хеннесси. – Пусть другие люди делают все, что им угодно, но дочь свою я воспитаю так, как положено воспитывать леди.

Джереми Слайни наполнил восемь бокалов. Мелисса Хеннесси, единственная среди всех прочих внуков, по возрасту удостоенная присутствия, бросила мрачный взгляд на мать, но ничего не сказала. Мелисса Хеннесси вообще заговаривала редко. Ей уже исполнилось двадцать лет, хотя мать ее настаивала на том, что ребенку еще только восемнадцать. Тусклые каштановые волосы тугими кудряшками неудачного перманента окружали лицо, усыпанное не покидавшими кожу угрями. На ней было длинное зеленое платье из хлопчатобумажного муслина в мелкий горошек, с модными оборками, высокими и жесткими на плечах, плоские коричневые оксфордские туфельки с резными язычками и новые с иголочки часики на кожаном ремешке.

– Ну, поехали с ветерком Санта-Анны[6], как говорят в светском обществе, – заносчивым тоном произнесла миссис Улисс С. Грант Слайни, поднимая бокал.

– И здесь твои модные штучки, Анжелина, – умиротворяющим тоном проговорил Улисс С. Грант Слайни. При своем длинном носе и худой шее, торчавшей из воротника, он всегда казался угрюмым.

Анжелина Слайни пожала плечами. Крупные целлулоидные серьги в ее ушах звякнули друг о друга, прикоснувшись к ее коже, пять целлулоидных браслетов звякнули, ударившись об косточку на запястье.

– Тост! – воскликнул Чак Финк. – Нужен тост!