– Ну, что ж, - Ким опустился в кресло-качалку, единственный экзотический предмет в его просто обставленной квартире. Закинув голову на спинку, в молчаливой задумчивости устремил взгляд на свой рабочий стол. Можно было догадаться, сколько дум передумал хозяин именно в этой экзотической качалке.
– Ну, что ж, - повторил он. – Понимаю. Тебя не столько интересуют специальные наши исследования, сколько сами тайны человеческого разума. Я не ошибся? Тогда вернёмся к мысли. Если я скажу, что мысль материальна, тебя это удивит?.. Нет? Прекрасно. На фотографии биополя напряжённо думающего человека, сделанной с помощью фотолептонного аппарата, чувствительного к микрочастицам, ты почему-то не обратил внимания на светлые сгустки в биополе. А это ведь мысли, перешедшие из деятельного мозга в биополе. И состоят они из сверхлёгких элементарных частиц, микролептонов с массой на много порядков меньшей, чем у электрона. Меня лично занимает биолокация – способность мысли отделяться, уходить во вне, восприниматься мозгом другого человека и возвращаться. Здесь скрыты ещё не разгаданные возможности человеческого разума, способные изменить не только наше представление о жизни, но и саму жизнь. Ты не задумывался о преобразующей возможности мысли?..
Алексей Иванович был явно взволнован. Глубже осев в жёсткое кресло, нахмурился, закрыл глаза, как бы отстранившись от Кима; ему требовалось какое-то время, чтобы чужая мысль, возбудившая его сознание, нашла своё место в прежде установленных понятиях.
– Послушай, Ким, - нарушил, наконец, молчание Алексей Иванович. – Ты помнишь, как долго и тяжело умирал мой отец? Умирал в совершенно ясном сознании своей болезни и подступающего конца жизни. В канун смерти я сидел с ним. Подниматься он уже не мог. На белой постели лежали живые мощи.
Измученно глядели уставшие от страдальческих дум глаза. Голос слабый. Но разум до невероятности ясен и спокоен. Но об этом – особо. Я – о другом. Интоксикация ослабевшего его организма уже подходила к роковой черте. Рвало его всё чаще и мучительнее. Я должен был остаться при нём. Но дело, отложить которое я не мог, увело меня на день из города на сотню километров. Я рассчитывал, что успею вернуться. И вот что случилось в эту ночь в крестьянском доме, где пришлось задержаться до утра. Среди ночи, в полусне, я услышал отчаянный вскрик отца: «Алёша - а…» и нечто яркое, похожее на пульсирующее пламя, стремительно прошло через меня, – я даже почувствовал жаркий мягкий толчок, - и ушло во тьму. В оторопи я вскочил, взглянул на часы – было два часа десять минут.
Когда я вернулся в город, женщина, бывшая при отце, назвала именно это время: отец скончался в два часа десять минут ночи…
Алексей Иванович сидел с закрытыми глазами, Ким, сдавив ладонью рот, напряжённо вдумывался в услышанное.
– Я не мистик, - глухо проговорил Алексей Иванович. – Никому не сказал о том, что случилось в ту ночь. Не мог объяснить. Но это – было!..
– Вот, видишь, жизнь подтверждает материальную основу мысли, - в раздумчивости сказал Ким. – А то, что случилось с тобой, объяснимо. Когда смерть потянула к себе угасающую жизнь отца, он в отчаянье призвал тебя. И всплеск его мысли ты уловил. Духовная энергия вырвалась из умирающего тела, пронеслась над тобой или сквозь тебя. Куда пронеслась? Вот тут-то и есть разгадываемая ныне загадка жизни и вечности.
– Ты знаешь, что всегда меня озадачивало? – решился высказать своё отношение к вечности Алексей Иванович. – Дух человеческий, связующий века. Где-то там, во временах далёких, рождалась, скажем у Платона, Аристотеля, или у кого-то до них обитавших, мысль, обогащающая некий результат в познании жизни. Мысль эта, схваченная словом, переходила на глиняную дощечку, в папирус, потом в книгу. Безмолвно лежало слово храня мудрость, однажды познанную разумом. Над ним прокатывались войны, государства поглощали государства, гибли и нарождались людские жизни, сменялись поколения, а мудрость, когда-то постигнутая разумом и воплощённая в слове, всё лежала, как лежат письма, отправленные до востребования.
И вот, через много веков, кто-то в пытливости своего разума открывает книгу. Считывает слово. И в разуме его вдруг оживает энергия мысли, когдато рождённая чьим-то раздумьем. Потрясающе! Разум отдельного человека умирает вместе с человеком, а мысли, рождённые его разумом, не знают смерти. Может, в этом и есть бессмертие человечества?..
– И ты никогда не пытался разгадать тайну сию?.. – Ким ждал ответа, сосредоточенно сдвинув когда-то чёрные, теперь поседевшие брови к тонкому с горбинкой переносью.
Алексей Иванович уловил направленность его мыслей, полувопросительно-полуутвердительно, проговорил:
– Ноосфера?..
Ким удовлетворённо кивнул.