Идеалистическая диалектика Гегеля и материалистическая диалектика Маркса

Истинной и подлинной реальностью оказывается понятие Это положение опять-таки с виду кажется неопровержимым но очень хорошо опровергается самим Гегелем, одним и мно-гими его примерами, которые приводятся в подтверждение этой основной его мысли. Пока мы приведем один из них. «Я бы, — говорит Гегель, — ничего не знал о собаке, что она такое, если бы у меня не было понятия животного». Прежде всего является вопрос, что означает знание собаки? Нам думается, что знание собаки обусловливается ее действием на наши органы восприятия, всеми ее чувственными качествами и тем особенно выдающимся свойством, которое нас иаибольше задевает в этом животном. Большинство человечества и до нас и в наше время не имеет ни малейшего представления о животном «вообще» в смысле общего понятия и том не менее знают, что такое собака. Но Гегель, во-первых, может возразить, что такое незнание не есть подлинное незнание, и во-вторых, что такое знание не есть подлинное знание. Ибо, с одной стороны, поскольку собака известна, то все же в основании лежит, хотя бы бессознательно, понятие о животном; с другой стороны, полнота познания собаки обусловливается познанием её сущности, т. е. постижением общего понятия. В действительности все люди имеют эго понятие, только оно часто но осознано. Но кай эго доказать? Из этиологии, например, достоверно известно, что целые племена (так называемые первобытные, которые фактически вовсе не первобытны) представляют собой продукт значительного отрезка культурного развития, но лишены того, что философ называет понятием. Например, первобытное охотничье племя дамарассы узнают свое стадо по отдельным качествам всякого отдельного животного; счет их доходит только до трех. Впрочем, незачем итти так далеко, к сознанию первобытных племен; достаточно внимательно, не с абстрактных философских высот, а конкретно, взглянуть на культурное человечество.

Подавляющее большинство современного человечества не оперирует общим понятием «человек» вообще. Человека отличают, конечно, от животного, от растения и от всего того, что не есть человек. В этом отрицательном

отношении человека отличает на всех ступенях исторического развития все человечество без всякого исключения. Но в положительном смысле человек определялся и продолжают определяться не своей принадлежностью к человеческому роду на основании положительных черт, свойственных человеческому существу, а на основании его социальных функций. Например, до Октябрьской революции у большинства нашего крестьянства понятие «человек» фигурировало большей частью в отрицательном смысле. В положительном же смысле человек большей частью определяется своей общественной функцией — на основании практических действий. По отношению к высшему классу человек из дворянства назывался «барин», замужняя женщина-дворянка — «барыня» и т. д. Конечно, в смысле отрицательном, в смысле отличия человеческого существа от всего окружающего, всякий человек определялся как человек. Если, например, крестьянин в поле видел приближающуюся фигуру человека, то он его рассматривал как такового, т. е. видимое существо есть «человек» — не дерево, не животное и т. д. Но если это человеческое существо оказывалось помещиком или чиновником, то возможны были два рода названий: или «барин» или, если крестьянин находился в состоянии сознательного антагонизма к представителю высшего класса, произносилась какая-либо насмешливо-оскорбительная кличка. Но и в том и в другом случае между «барином» и им самим, крестьянином, не было сходства и невозможно было объединить крестьянина и барина в одно понятие «человек». Казалось бы, что человек человеку наиболее близок, свойства его больше всего бросаются в глаза, и человеческие черты должны были бы каждому, человеку быть наиболее известны. И тем не менее понятие «человек» вообще есть продукт очень позднего человеческого развития. Оно появляется в качестве общего для всех человеческих существ понятия только у стоиков и циников (у Платона и Аристотеля раб не включался в понятие человека). Человек у стоиков и циников выступает в качестве гражданина мира, вне нации и класса, что совершенно соответствует Их анархичности и индивидуализму, возникшим на почве общественного разложения. А затем это понятие переходит к христианству, где человек становится абстрактным существом. Гегель с большой торжественностью замечает в своей «Философии религии», что только христианство открыло человеческую сущность, выразив ее в общем понятии «человек» вообще. По Марксу же, равенство человеческих сущностей явилось результатом развития меновых отношений.