Идеально безумный мир

– Я просто… знаешь… в прошлый раз я читала его вместе с Эриком, – она быстро улыбнулась, – В тот раз, когда мы нашли его впервые, решили, что это записка Альберта, хотя теперь оказывается, что это писал ты… В тот раз, когда обнаружили в избушке Рейнира и изучали вместе с Винсентом. Эрик все время был рядом со мной, мы всегда переживали все вместе, а теперь… Ты знаешь, я стараюсь не думать об этом, я стараюсь быть спокойной и просто добиваться нашей цели, но иногда… – она зябко обняла себя за плечи, закусывая на мгновение губу, – Иногда я боюсь… Очень сильно боюсь, что ошиблась. Я думаю, что Эрик жив, что он в плену у Альберта, но что, если… если он… Если Альберт… – она умолкла, опуская взгляд. Людовик, внимательно слушающий ее и хмурящийся с каждым мигом все больше, мимолетно поправил шарф на своей руке и, неожиданно поднявшись на ноги, сделал несколько шагов по шатающемуся полу.

– Знаешь, Татьяна… Можешь считать меня излишне наивным, глупым – каким угодно, но я все-таки скажу тебе кое-что. Когда я говорил с Альбертом в последний раз – это было еще в нашем, в нормальном мире, – я прямо бросил ему в лицо обвинения, сказал, что он пытался убить моих братьев. Он разглагольствовал о какой-то родственной любви, клялся, что привязан к племянникам и меня это взбесило. Ты знаешь, что он ответил? – парень остановился, поворачиваясь к собеседнице и внимательно глядя на нее, не дожидаясь ответа, решительно продолжил, – Он сказал, что никогда, ни при каких условиях не оборвал бы жизнь ни одного из своих племянников. Что единственное, на что он способен – немного «поучить», «воспитать» их, набить пару шишек и синяков, но никогда ничего более серьезного. Повторяю – можешь считать меня сентиментальным наивным глупцом, все еще верящим в людскую добродетель, но… Иногда я думаю, что Альберт не так плох, как нам всем кажется. В конце концов… – юноша быстро, кривовато ухмыльнулся, – Меняя мир и зная, что я предам его, он мог бы не спасать меня в ту ночь. Однако, он сделал это, он сохранил мне жизнь, позволил стать тем, кем я стал и в нормальном мире… Я уверен, что Эрик жив. Не взирая ни на что, уверен, что он жив и что Альберт держит его рядом с собой. В конце концов, лишь он по какой-то причине способен убить великого неуязвимого мастера! А дядюшка всегда любил разгадывать загадки.

***

Тем временем на палубе кипела битва. Девушка, осторожно поднявшаяся вместе с раненым магом наверх, ввиду того, что последний категорически не пожелал оставаться вне сражения, неуверенно выглянувшая из люка, ведущего в трюм, едва не упала обратно, когда корабль содрогнулся от очередной волны, а Винсент в эту же секунду нанес сокрушительный удар по челюсти одного из пиратов, отшвыривая его обратно на фрегат. Людовик, успевший поддержать спутницу, сам горящий нетерпением побыстрее увидеть схватку, а при хорошем раскладе и поучаствовать в ней, помог ей выбраться наружу, едва ли не выталкивая и, поднявшись сам, замер, крепко сжимая локоть девушки.

Кругом творилось что-то невозможное, происходил настоящий бой, дикое, бешеное сражение между абсолютно мирными сухопутными пассажирами «Соарты» и кровожадными морскими разбойниками, и что магу, что Татьяне безмерно хотелось охватить взглядом все и сразу, увидеть всех своих друзей и их действия. Увы, возможным это не представлялось, посему приходилось просто вертеть головой, останавливая взгляд попеременно то на одной, то на другой сцене сражения.

Владислав, как наиболее уязвимый, невзирая на то, что бессмертный, с рассеченной ножом рубахой, с кровавой раной на боку, с расцарапанной, похоже, при падении на палубу, щекой, злой как черт, вступил в рукопашную схватку с одним из головорезов, все-таки пробравшихся на борт. Противник его был невысок, но крепок и, судя по всему, удары его слабостью не отличались, заставляя Цепеша периодически охать от боли, в особенности, когда приходились или по ране, или в опасной близости к ней. Впрочем, и сам он не уступал противнику и, со времени последней стычки с Луи успевший понабраться опыта, правда, больше теоретического, чем реального, уже поставил противнику фонарь под глазом и вне всякого сомнения, не собирался останавливаться на достигнутом.

Андре, периодически прячась за штурвал, отчаянно поддерживая амплуа простого смертного человека, в которое Татьяна и ее спутник уже не особенно верили, периодически взбрыкивал и пинком отшвыривал от себя то одного, то другого пирата. Внимание его было поглощено тем, как удержать курс при такой бешеной буре и не дать кораблю перевернуться.

Роман, взбешенный случившимся с его братом, с простреленным, но не кровоточащим плечом – оружие смертных интантеру и в самом деле было неопасно, – едва ли не рыча, схватил двух взобравшихся на борт пиратов за шиворот и, сшибив их между собой лбами, швырнул за борт. После чего гневно выдохнул и, каким-то шестым чувством угадав на палубе вновь прибывших, резко обернулся, нанося попытавшемуся наброситься на него разбойнику удар локтем в солнечное сплетение, и хмурясь.