Идеально другие. Художники о шестидесятых

Надо же! А я и не знал об этом! После училища он исчез куда-то. В 49-м году училище расформировали за формализм, все припомнили. С нами поступили по-человечески — перевели, уже без учителей, в училище 905-го года, там преподавали совсем безликие люди — показывали, как держать карандаш. Да мы и так всегда в общем-то сами по себе были. Главное — нужна была поддержка.

Коля, а как вы с Музой оказались в деревне?

Надо было где-то жить, в 52-м году родилась дочка, продержались у мамы месяц, положили ее в чемодан, потом поехали в Виноградово, где жене дали комнату, как учительнице русского языка. Через Ленку и началась вся наша эпопея — знакомство с Евгением Леонидовичем и Оскаром. Мы сняли комнату с верандой в избушке в деревне Виноградово на станции Долгопрудная. Я обязательно ходил на этюды, иногда приезжал Володя Немухин. И кто-то сказал, что рядом живет художник. Перед домом была поляна, метров тридцать, как-то я вышел писать сарай, смотрю, напротив сидит пожилой художник, пишет мою избу. Я писал его двухэтажный дом на бугорке, а он писал мой. Посидели, встали, направились друг к другу. Он представился: «Евгений Леонидович Кропивницкий, будем знакомы, соседи». Его комната была напротив, мы познакомились, вот так образовалась «Лианозовская группа». С Евгением Леонидовичем мы часто на пейзажи ходили, удивлял он тем, что постарше был, но с энтузиазмом ходил пешком отсюда до Троицкого. Но он писал темперой. Его жена, Ольга Ананьевна, писала портретики. Льва еще не было, и у них висела его фотография. Потом появился их зять, улыбающийся, высокий Оскар Рабин, он жил в Лианозове и приезжал к Валиным родителям.

Как сложилась ваша лианозовская компания?

Я познакомил их со своими однокашниками Лидой Мастерковой и Володей Немухиным. Из лагеря на Балхаше после реабилитации в 56-м году вернулся Лев. Вскоре я их всех перетащил на ВДНХ, в Комбинат декоративно-оформительского искусства. На ВДНХ мы бригадой работали, с Оскаром и Левой. Однажды в 56-м году я взял срочную работу в павильоне «Пчеловодство» и предложил Оскару сделать вместе плакаты сепией, они хорошо оплачивались. И всю ночь мы у него работали. Так что в павильоне «Поволжье» работала уже вся наша компания — Оскар, Володя, Лида, Лева и я бригадиром. Просто деньги зарабатывали, к творчеству это не имело отношения. Тогда делали советскую выставку в Нью-Йорке, а у нас была американская выставка. Мы были уже известны как модернисты, и нас всюду звали как оформителей, поскольку реалисты были беспомощны. Современные решения — все к нам, к Леве и Жене Розенблюму. Приходит бригада какие-то плакаты делать — совершенно не владеет современным уровнем оформления, и ничего не получалось. А мы владели, знали, как это делают в Америке или Франции. На ВДНХ был Лучишкин главный художник, но он знал, что надо, привык к принятому в то время оформлению. С нами на ВДНХ работала Лида Вертинская, жена Вертинского, — современная, понимала, что надо делать.

А как проводили свободное время?

Встречались мы больше у Оскаров. А праздники и Новые года были в Северном, где мы получили комнату. Я же всегда был заводилой походов и компаний. До Оскара добирались на автобусе 10 минут по Дмитровскому шоссе. В окрестностях ходили на лыжах, в походы на полдня, иногда больше. Туда на автобусе, обратно выбирались сами. Оскар не ходил на лыжах, его сложно представить. Лида Мастеркова не ходила, но очень быстро бегала на коньках. Летом с Оскаром и Левой ходили на канал, ехали электричкой до станции Турист, в сторону села Ольгово. Брали с собой шашлык, что-то еще. Володя никогда не ходил. Много фотографий осталось. В Прилуки мы ездили каждое лето, года с 59-го. Иногда и пешком ходили от Соколовой пустыни — помню, ночью шли пешком, по берегу, тропочка была. Там прилично, километров двенадцать. Тогда ничего кругом не было, сосновый бор. Оскар немножко позже приехал с Валей. Потом Глезер стал ездить. Своя деревня в Черницыне у нас позже появилась, теперь дом гниет — все пропадет, наверное.

О «Лианозове» говорят как о школе, но в искусстве каждый из вас шел своим путем.