За ужином Конвей так и не решился выпить, боясь, что у него развяжется язык. Молчание было еще более неловким, чем во время обеда. Наконец Бетти сказала:
— Вам надо почаще выходить из дома, а то сидите как в тюрьме.
— Позвольте напомнить, что у меня недавно погибла жена, и мне не до развлечений.
— Я не о развлечениях. Как сказал сержант, это было бы неприлично. Но вы могли бы…
— Повторяю, я не расположен веселиться.
— Разумеется, вы расстроены, но вовсе не обязаны изображать из себя убитого горем мужа.
— О чем это вы?
— Вы с Хелен прожили четыре года. Ни один нормальный человек не стал бы сожалеть о ее кончине. Неважно, убили ее или нет.
Бетти смотрела на него открытым честным взглядом, и Конвей отвел глаза. А потом воскликнул: «Вы сошли с ума!» — и убежал в свою комнату.
Что она знает? О чем догадывается? Что замышляет? В какую ловушку хочет его заманить?
Ответов на эти вопросы он не находил. А потом понял, в каком направлении движутся его мысли, и испугался. Неужели придется убить и эту девушку? Нет, он не убийца, хотя и задушил Хелен. Это был единственный путь к спасению. Но теперь «идеальное» убийство на глазах теряет всю свою «идеальность».
Он услышал, как Бетти поднялась в комнату Хелен, подождал, потом выглянул из кабинета. Бетти уже погасила свет. Конвей спустился на кухню, взял бутылку виски, содовую и вернулся к себе.
8
Наутро, открыв глаза, Конвей первым делом посмотрел на небольшие часы на столике. С трудом сфокусировав взгляд, он увидел, что уже десять, и ужаснулся. Сев на постели, принялся приводить в порядок мысли. Что ж, Бауэр не звонил — и то слава богу.
На кухонном столе лежали газеты и грейпфрут, на плите стоял кофейник. Конвей выпил одну чашку кофе, налил еще и, сев за стол, взялся за грейпфрут и газеты. Убийство по-прежнему будоражило умы. О нем писали на первых полосах, но статьи сменились заметками на одну колонку.
— Я не слышала, как вы спустились.
Голос донесся с террасы. Конвей поднял глаза и увидел голову Бетти, которая выглядывала из-за спинки кушетки. Бетти загорала. Она встала, и похмелье Конвея мгновенно улетучилось. На Бетти были совсем коротенькие шорты и лифчик, едва-едва прикрывавший великолепную грудь.
— Сегодня газеты пишут об убийстве гораздо меньше, — заметила Бетти, стоя в дверях. Конвей очнулся. Он был зачарован красотой ее молодого стройного тела, но теперь напустил на себя суровый вид и ответил:
— Бауэр сказал, что шумиха скоро уляжется.
— На улице так хорошо, — Бетти потянулась. — Почему бы и вам не позагорать?
— А что скажут соседи?
— Соседи! — Бетти поморщилась. — На террасе нас не видно.
Предложение было очень заманчивое, и Конвей решил снова начать грубить.
— Разве вы не пойдете искать жилище?
— Извините, — ответила она с таким видом, будто он дал ей пощечину. — Пожалуй, я оденусь.
Когда Бетти ушла, Конвею стало по-настоящему стыдно за свое поведение. Через пару минут она снова спустилась вниз.
— Если вы намерены питаться дома, запаситесь продуктами. Холодильник уже пуст. Я не знаю, когда вернусь за вещами. Пойдете куда-нибудь, оставьте ключ под ковриком.
Конвей видел, что Бетти обиделась и старается держаться холодно, но в ней не было того убивающего все яда, который буквально источала Хелен. Ему захотелось извиниться, но он не мог позволить себе этого.
— Я оставлю дверь незапертой.
Бетти ушла, а Конвей позвонил в похоронное бюро и обо всем договорился, после чего проглотил пилюлю аспирина и прилег у себя в кабинете. Не успел он задремать, как его разбудил звонок в дверь. Конвей прекрасно знал, кто пожаловал.
— Я тут ехал мимо и решил заглянуть, — сказал Бауэр. — У вас неважный вид.
— Должно быть, потому что я небрит. Опять не мог заснуть.
— Да, я же обещал рассказать, как с этим бороться, — спохватился Бауэр. — Дело в том, что, если человек не может заснуть, значит, ему не дают покоя какие-то мысли. Рецепт прост: надо выкинуть их из головы. Правильно? Правильно.
— Понятно. А о чем же тогда думать?
— Ни о чем, — Бауэр понизил голос и спросил: — А где она?
— Ушла. Сказала, что вернется за вещами, как только подыщет жилье.
— Отлично. Да, кстати, пока не забыл. Рэмсден хочет еще о чем-то вас спросить.
— Я рассказал все, что знаю.
— Да. Но он спрашивал только о дне убийства. Я все проверил, толку никакого, стало быть, надо заглянуть подальше в прошлое. Что вы делали накануне? Это было воскресенье.
— Я весь день работал, а Хелен была дома. — Это была правда. — Мы хотели поужинать где-нибудь, но у нее разболелась голова. Я сварил ей суп, потом она пошла спать, а я отправился подышать воздухом, обмозговал свой новый рассказ и вернулся домой.
— Ага. А в понедельник?
Конвей рассказал и о понедельнике. Сидели дома, Обедали. Хелен отправилась по магазинам, он купил газету и ждал ее в машине. И тут Конвей сделал вид, будто что-то вспомнил.
— Да! Она же купила себе пару новых перчаток. Вернувшись в машину, она сказала, что наконец-то обзавелась второй парой белых перчаток и теперь не будет так часто стирать.
— Значит, у нее была еще одна пара?