Идеальный гражданин

Каратели режима очень не любят огласки, они не хотят, чтобы общество знало об их преступлениях, и будут всячески препятствовать вам в сообщении вашим родным, близким, журналистам о случившемся. Когда на кухне составляли протоколобыска, в комнату вошел недовольный сотрудник ГУПЭ Аванесян и пожаловался следователю, что информация об обыске попала на правозащитный сайт Овд-инфо, а видео как спецназ пилил дверь болгаркой, было размещено на сайте информ-агентства «Медуза». Ближе к концу обыска я хотел оставить записку родителям, чтобы они сообщили моим друзьям, о том, что произошло, что «ЧБ» будет признан экстремистской организацией. Несмотря на то, что записку я написал уже после составления протокола и расследованию дела она не препятствует, сотрудники дико занервничали, забрав у меня недописанную заметку, со списком моих близких друзей, которых надо было оповестить по окончании обыска. Я протестовал, аргументировал карателям, что их требования незаконны, в ответ они угрожали заковать меня в наручники. Однако, по итогу, весь список из записки был оповещен о случившемся, еще до окончания обыска. Такая реакция «слуг системы» вполне предсказуема, чем меньше людей в курсе происходящего, тем легче им творить свой произвол. К тому же, когда тебе кажется, что о твоей беде никто не знает, чувствуешь себя подавленным. Информационная изоляция это еще и эффективный метод давления.

Обыск длился 3,5 часа. Квартира была в полном беспорядке. Как я выяснил у Макарова и Баграмяна обыски окончились куда быстрее. Хотя эту информацию от меня также пытались скрыть. Точно также, как силовики не дают активистам сообщать информацию вовне, прислужники режима будут максимально утаивать информацию о том, что они делают, что знают. Чем больше у человека данных, тем легче защищаться от обвинения, легче противостоять давлению, тогда как неизвестность негативно влияет на бодрость духа. Поэтому, информацию об обысках Аванесян из ГУПЭ передал следователю Быстрову из СК РФ шепотом, наивно думая, что я ничего не слышу.

Мне не запрещали есть во время обыска, но аппетита, понятное дело не было совсем, поэтому я довольствовался одним йогуртом. Принять душ не дали, толстый сотрудник, особо усердствующий при обыске, зло заявил, что помоюсь я в «общей душевой», намекая на СИЗО. Хотя дали возможность собрать рюкзак с одеждой, книгой, едой и предметами первой необходимости.

Понятыми у меня были: какая-то женщина, лет 40 и молодой азиат, по их словам они проживали в моем подъезде, правда я их никогда не встречал, хотя жил в этом доме 17 лет и в последнее время был старшим по подъезду. Очевидно, что это были специально подобранные люди в качестве послушных и безмолвных подписантов. Кстати, в постановлении суда было написано, что у меня может находиться: оружие и взрывчатка; и подозреваюсь я не только в экстремистской, но и в террористической деятельности. Но ничего этого не нашли. В дальнейшем эти подозрения не подтвердились, поэтому липовые понятые особой роли не сыграли.

Около 10 утра обыск был завершен и я в последний раз вышел из дверей своей квартиры. Спускаясь в лифте со спецназовцами, которые ни на шаг от меня не отходили, я решил уточнить из какого они отряда. «СОБР?» – спросил я, у сотрудника в маске, бронежилете, с пистолетом-пулеметом. «Бобр» – ответил он мне и дико засмеялся. Наверняка так он шутил уже не в первый раз. Вообще это особенность рядового состава правоохранительных органов. Эти люди практически всегда не обременены интеллектом, что проявляется в их примитивном чувстве юмора, на уровне четвертого класса средней школы. Одни и те же несмешные шутки они готовы повторять по сто раз, каждый раз закатываясь от смеха.

Выйдя из подъезда, меня усадили в Рено Сандеро бордового цвета без номерных знаков и повезли в неизвестном направлении.