Идея фикс

Он постоянно размышлял о том, что сообщила ему Джеки Нейпир во время допроса, о самозванке, сыгравшей роль Селины Гейн и выставившей на продажу дом одиннадцать по Бентли-гроув. Ему вспомнились слова Джеки: «Она сообразила, что именно надо сказать про то, какими не похожими на себя получаются зачастую люди в своих паспортах. Если б она не заставила меня подумать обо всех этих других людях, то ей не удалось бы убедить меня… а в итоге я сама подумала так, как она задумала. Ведь на это действительно многие жалуются, верно? Он настолько не похож на себя на той фотографии в паспорте, что я удивилась, как его вообще пропустили обратно на родину».

«Не подвела ли меня память?» – подумал Сэм. Нет, он был совершенно уверен, что именно так Джеки и сказала.

Он открыл рот, собираясь спросить Кейт, не выдумывает ли он себе несуществующие проблемы, но обнаружил, что жена уже исчезла из комнаты.

* * *

– Выберите число от единицы до тридцати девяти.

– Шестнадцать, – сказал Саймон. Шестнадцатого числа они с Чарли будут отмечать годовщину свадьбы.

Профессор сэр Бэзил Ламберт-Уолл, проводя указательным пальцем по корешкам книг на ближайшей к нему полке, отсчитывал по порядку номера. Дойдя до шестнадцатой, он с трудом слегка выдвинул книгу из тесного ряда, а потом, повесив свою трость на спинку ближайшего стула, продолжил попытки извлечения этого объемистого тома в твердой обложке обеими руками. Уотерхаус двинулся к старику на помощь, жалея, что сентиментальность довела его до выбора этой, несомненно, самой тяжелой книги на полке – фолианта под названием «Шепчущие». Подзаголовок ее гласил: «Частная жизнь в сталинской России»[49].

– Стойте, где стоите! – повелительно рявкнул профессор. Его голос звучал поразительно громко и веско для такого тщедушного человека. – Я прекрасно справлюсь и сам. – Усиленно пыхтя и фукая, он переместился по дуге к креслу и опустился в него. Потом, продолжая пыхтеть и отдуваться, пристроил этот талмуд на колени.

Следя за этими титаническими для старика усилиями, Саймон старался не вздрагивать, надеясь, что хрупкие худосочные запястья хозяина дома не сломаются. Он ругал себя за то, что не догадался о задумке сэра Бэзила. Если б он проявил бо́льшую проницательность, то выбрал бы для этих живых мощей число пятнадцать – этот порядковый номер занимал небольшой томик под заглавием «Максимы Ларошфуко». О недостатке выбора книг здесь вопрос не стоял: все стены скрывались за их плотными рядами. Книжные полки висели и над дверью, и даже обрамляли окна со всех сторон – причем все плотно забитые. Между двумя креслами и диваном высились три стопки журналов. Одну увенчивал номер издания «Экономист»[50]

, другую – какой-то журнал под не совсем понятным названием «ПН ревью»[51], а третья служила подставкой для двух пустых кружек. Из-за них Саймон не смог разглядеть название лежащего сверху журнала, хотя и заметил на краю его обложки изображение статуи Свободы.

– Отличный выбор, – восстановив нормальное дыхание, одобрил профессор. – «Шепчущие» – необычайно увлекательная книга. А теперь выберите число от единицы до шестисот пятидесяти шести, – предложил он, бегло пролистав страницы.

– Вы уверены, что я вас не задерживаю? – спросил Саймон.

Он чувствовал себя виноватым, видя, что старик уже облачился в красный махровый халат, из-под которого виднелись серая полосатая пижама, тощие желтоватые щиколотки и коричневые тапки. Хотя такое облачение не обязательно означало, что профессор собрался спать: в прошлый раз, когда Уотерхаус заглянул в этот дом в полдень, Ламберт-Уолл встретил его в таком же облачении.

– Еще нет даже десяти часов, – обиженно произнес Бэзил, отчего Саймон невольно почувствовал себя в роли чересчур требовательного и строгого родителя. – Я сплю по ночам, с четырех до девяти. А работаю над рукописью с одиннадцати вечера до четверти четвертого ночи, так что если мы закончим до одиннадцати… – Он взглянул на стоящие на подоконнике электронные часы с цифровым табло, поднял брови, перевел вопросительный взгляд на Саймона и, получив в ответ кивок, закончил: – Отлично. Итак – число?

– Одиннадцать.

Профессор рассмеялся.

– То есть ищем одиннадцатую страницу. А теперь, будьте добры номер строки от единицы до… тридцати четырех.

– Двадцать два, – ответил детектив. Это был день рождения Чарли.

– Превосходно. И наконец, число от единицы до… тоже до тридцати четырех.

– Двенадцать. – А это был день рождения самого Саймона.

Полицейский не понимал, как его числовые предпочтения могут открыть незнакомцам хоть какие-то его тайные наклонности.

– Ах, какая жалость! – нахмурился профессор. – Боюсь, что двенадцатое слово на двадцать второй строчке никак к вам не относится. Вы попали на слово «Троцкий»[52]. Имена собственные, увы, не учитываются.

– Тогда напоследок я выберу тоже одиннадцать, – предложил Саймон, от любопытства забыв о своем спешном деле. Интересно же, каков смысл этой игры!