Идем на восток! Как росла Россия

Очень скоро выяснилось: чукчи, как никто умевшие учиться и на чужих ошибках, и на своих, уже не совсем таковы, каковы были раньше. Прежние умилыки или водили малые ватажки, атакуя на рассвете, или, если уж все шло по-крупному, собирали тысячные толпы добрых молодцев и бросали их на штурм. А ежели дело было в чистой тундре, так строили во весь рост, чтобы те, геройски выдержав первый залп, кинулись в рукопашную, где только Солнце и Белый Медведь знают, кто с чем уйдет. Теперь же шла малая война, умелая, изощренная и очень жестокая, по принципу «Кусай и беги». Под стенами русских острожков «настоящие» не показывались, но тундра принадлежала им. Они были всюду, действуя мелкими и мельчайшими группами, и гарнизоны, по сути, были заперты в укреплениях, оставшись даже без связи: гарантию безопасности давало разве что сопровождение полусотни, а лучше больше, служилых. А сил на большие походы не хватало: на сей раз, не то что раньше, средства, выделенные Анадырской партии, куда-то делись, найти их было невозможно, выделять сверх выделенного Иркутск не мог, а Сенат не спешил, и лучше не становилось. Наоборот. Через два года после вторичного прибытия в Анадырь Павлуцкий, никогда никого ни о чем не просивший, был по этому поводу близко к отчаянию. «Ныне вовсе пришли в пропитании в великую нужду и голод, – рапортовал он иркутскому губернатору, – отчего уже иных солдат и видеть жалостно». В ответ, видимо, сообразив, что уж кто-кто, но Дмитрий Иванович по пустякам тужить не станет, Иркутск выделил какие-то ресурсы, но мало, страшно и обидно мало.

Сколько раз ты встретишь его…

И тем не менее, даже в такой нужде, майор остается самим собой. Очень быстро он меняет тактику, приспособив ее к тактике противника и даже более того. Целый год крупные соединения из Анадыря в Безмолвие не выходят, зато по тундре раскидывается сеть небольших, очень подвижных отрядов, работающих в тесном взаимодействии. Павлуцкий раскидывает сеть, в которую раз за разом попадает рыбка, пусть небольшая, зато стабильно. Насколько могу судить, именно в этот период происходит подавляющее большинство тех взаимных зверств, память о которых хранят чукотские легенды и русские документы. Сам майор по-прежнему суров, но справедлив. Однако держать под контролем действия мобильных коммандос, действующих автономно, да еще и во главе с ненавидящими «лютых» анадырцами, он не в силах. Да, собственно, как военный, и не вправе. У него четкий, дважды подтвержденный приказ – «отомстить и искоренить вовсе», – а это уже другая война, не та, к которой он привык.

Но приказы, повторюсь, не обсуждают. А потому начинается страшное. «Когда воевали таньги с чукчами, люди бежали из внутренней страны к морю, но таньги следовали сзади и истребляли не успевающих. Когда ловили, худо убивали – мужчин разрубали топором между ног, вниз головой; женщин раскалывали, как рыбу для сушения». Или: «Держа за ноги, разрубал топором сверху вниз промеж ног, внутренности выпадали. Привязывали мужчинам член к шее и били по спине. Человек вскакивал и отрывал член и ядра». Прошу прощения, такое не выдумаешь. Такое, даже если случилось один-два раза, запоминается на поколения. Да и взяты эти страшилки из сказаний разных кланов, а сказители «настоящих» перепевами не занимались, баяли о том, что сами видели или от видевших слышали. И пусть даже – уверен – солдаты в этом не отличались (за казаков и юкагиров не поручусь), ответственность, как ни крути, на Павлуцком. Правда, справедливости ради, скажу, что описания расправ с пленными чукчей, изобильно, в мелких подробностях хранящиеся в архивах, цитировать не стану, щадя свои и читателей нервы.

Как бы то ни было, малую войну чукчи к концу долгой зимы с 1745 на 1746-й тоже проиграли. Умилыки перестали нападать даже на совсем маленькие группы русских, предпочитая при их появлении уходить в глубины тундры или бежать на близлежащие острова. Примерно в это время, воспользовавшись умиротворением окрестности, картограф Якоб Линденау (автор интереснейших мемуаров) и геодезист Перевалов доводят до ума описание Чукотки и обитающих там народов. Тогда же вице-губернатор Сибири, русский швед и «земельный инженер» Лаврентий Ланг, состоявший с Павлуцким в приятельстве и по мере возможности помогавший, прислал в Сенат «рапорт маиора и при том рапорте чертеж, к пользе российской всю чюкоцкую землю открывающий», прося для вояки очередного звания «подполковник». Дмитрий же Иванович, завершая проделанную работу, летом 1746 года снаряжает второй большой поход. Не столько для подавления противника (подавлять уже, в общем, некого), сколько для закрепления темы. Успехи скромны (найдено и разгромлено пять небольших стойбищ, убиты восемь умилыков и десятка два воинов, сколько-то женщин и детей взято в плен). Оленей, правда, на сей раз отбили относительно немного, всего 650 голов, но и то хлеб. И – вновь на многие-многие месяцы – тишина. Где бы ни прятались «настоящие», их не видно и не слышно, и отыскать следы не в силах даже ищущие из всех сил юкагиры…