Идем на восток! Как росла Россия

14 июня (по новому стилю) 1903 года КВЖД была наконец открыта и сдана в эксплуатацию, после чего в течение двух-трех лет Маньчжурия, традиционно – одна из самых «неперспективных» провинций Поднебесной, превратилась в едва ли не самую экономически развитую и благополучную часть Китая, желанную цель для всех искателей счастья. К 1910-му население ее за счет внутренней миграции выросло вдвое, с 8 до 16 миллионов человек. Такие темпы роста населения изрядно превышали соответствующие показатели областей российского Дальнего Востока, вынуждая власти Амурского наместничества поощрять трудовую миграцию из-за Амура, по причинам, бывшим тогда куда понятнее, нежели нынче, ограничивая, однако, право «сезонных кули» на натурализацию. Особые изменения претерпел Харбин, в считанные годы из полустанка выросший в европейский благоустроенный город с населением около 70 тысяч человек, в основном русских (примерно 25 %) и китайцев, среди которых, кстати, осесть в Харбине считалось великой удачей. Что вполне понятно. Русское население, являясь в основном интеллигенцией («белые подкладки» и «синие воротнички»), обустраивало жизни в соответствии со своими убеждениями. «Я научился читать, писать по-русски, затем, у хозяйских дочерей, немного и по-французски, – вспоминал позже известный революционер Ли Лимэй. – Нам, харбинцам, сверстники из других мест завидовали – ведь только в Харбине бедный мальчуган мог бесплатно обучиться грамоте, а если кто-то из семьи заболеет, попасть к настоящему доктору, конечно, русскому, который поможет и не потребует денег, понимая, что у рабочего-китайца лишних копеек нет».

Вот, собственно, и все.

Глава XXXIII. В той степи глухой (1)

А между тем не стоит забывать, что граница России понемногу сдвигалась и в направлении территорий, ныне именуемых Казахстаном…

Круговорот в природе

С самых азов начать, увы, не получится. Слишком глубоко придется копать. Посему будем отсчитывать предысторию интересующей нас темы примерно с середины XV века, когда в Великой Степи творился полный бардак (слово, говорят, тюркское, так что в данном случае вдвойне уместно). Несчитанные скопища отдаленных потомков Чингисхана и менее отдаленных – Тимура грызлись между собой, пытаясь сколотить хоть что-то похожее на устойчивое государство. Сколотить иногда получалось. Устойчивое – нет. Головы летели, как кегли, а платила за все изыски, как водится, кара-чу, «черная кость». Поскольку же никакой отдачи раз за разом не получалось, в какой-то момент несколько степных родов разного происхождения, плюнув на все, откочевали от «природного повелителя» куда глаза глядят, сообщив на прощанье, что отныне будут жить своим умом и строить свое ханство, ханство «казахов» – свободных людей. Чуть позже, окрепнув, они потеснили менее вольнолюбивых собратьев из степей на юг, за Сырдарью, где те, смешавшись с оседлыми аборигенами, начали жить-поживать, понемногу превращаясь в «узбеков», и приняли строить очередную Орду. Как ни печально, подробно излагать история величия и упадка Казахского ханства здесь не место, однако важнее всего для нас то, что после массы проблем оно на рубеже XVI–XVII веков добилось успехов, максимально возможных для государства, остающегося кочевым. Вплоть до создания «конституции», по букве и духу почти копирующей тогдашнюю конституцию Речи Посполитой. И надорвалось.

В конце XVII столетия, при Тауке, последнем из великих ханов Великой Степи, в полной мере дали знать о себе, казалось бы, забытые, но никуда не девшиеся распри и предубеждения сотен родов и кланов, объединенных некогда отцами-основателями. К тому же ослабели и без того довольно зыбкие экономические связи между отдаленными регионами. Так что после смерти Тауке-хана единое ханство распалось на три «жуза» (крыла) – объединения, так сказать, по интересам. Кочевья Старшего лежали на юге нынешнего Казахстана, ближе к Киргизии и Узбекистану, кочевья Младшего – на западе, до берегов Яика, и северо-западе, а кочевья Среднего – аккурат там, где много позже понаехавшие мигранты поднимали целину. У каждого жуза имелся свой хан, формально подчинявшийся хану верховному, которым считался старший в роду, но по факту ничего, кроме почестей, этот титул, за который когда-то проливали реки крови, владельцу не давал. В итоге на Орду, недавно еще прочно державшую в узде степь и даже контролировавшую крупные города типа Ташкента, а ныне обернувшуюся рыхлым не пойми чем, начали с интересом посматривать соседи. «Первое десятилетие XVIII века было ужасным временем в жизни казахского народа, – писал позже великий русский востоковед и разведчик Чокан Валиханов, потомок Чингисхана по прямой линии. – Джунгары, волжские калмыки, яицкие казаки и башкиры с разных сторон громили их улусы, отгоняли скот и уводили в плен целыми семействами». Не говоря уж о понемногу встававших на крыло Хиве, Бухаре, а главное – Коканде. И все это, однако, было лишь полбеды. Настоящую беду «свободным людям» только предстояло перебедовать…