Идем на восток! Как росла Россия

Нарыв, короче говоря, назревал. И лопнул. Еще в пятницу 20 июня казалось, что все в порядке. Жители «старого города» после молитвы не разошлись, а стали обсуждать, как бы уговорить власти вернуть дорогого Иногам-ходжу, при котором таких холер не случалось. Обговорили, собрали подписи. 23 июня, аккурат в пять утра, к началу Курбан-байрама, в главную мечеть, Джами, приехал лично градоначальник, полковник Путинцев и долго объяснял народу смысл санитарии и гигиены. Затем Шариф-ходжа, старейший кази Ташкента, прочел молитву за царя, напомнил, что при ханах эпидемии бывали чаще, в итоге призвав «верить русскому начальству и докторам». Люди выслушали и сделали вывод: Иногам-ходжу не вернут, а значит, холера никуда не денется.

А ночью Ма-Якуб, рывший копытом землю, чтобы стать из «временного» постоянным, доложил Путинцеву, что в «старом городе» начались тайные похороны холерных. Понятно, полиции велели разобраться, полиция, разобравшись, повела виновных в околоток, грозя, что те своими руками будут выкапывать дорогих усопших, народ начал скапливаться, в ситуацию включились святые люди, – и стало ясно: надо что-то делать. Храбрый Путинцев пошел в народ, на беду прихватив еще и Ма-Якуба, начавшего размахивать нагайкой. В ответ полетели камни, аксакал спешно эвакуировался в управление градоначальника, а подполковник, стоя у калитки, общался с населением, уговаривая разойтись по-хорошему.

Хорошо, однако, уже не получалось. Требовали выдать Ма-Якуба. В какой-то момент подполковника схватили за грудки, повалили, начали бить, требуя отдать Ма-Якуба и подписать бумагу, что «гнать холеру по-русски» больше не будут. Путинцев казал дулю и отбивался, очень удачно, и его в конце концов оставили в покое. Но начался погром конторы. Вынесли самовар, кружки, стулья, даже веники. К моменту, когда на место прибыл сам Гродеков с дюжиной солдат, от управы мало что осталось, но улица была пуста. Все разбежались, заодно погромив дом Ма-Якуба. Гродеков двинулся в «старый город», к толпе, толпа отступала, «забегая с боков и сзади, ругаясь и поражая отряд камнями».

Мы строили, строили – и…

Тем не менее губернатор все же добрался до мечети Джами, в самую гущу тусовки, и там сделал официальное сообщение: мол, «если жители недовольны начальником города и аксакалом, пусть подадут жалобу, и будет, по их желанию, назначен другой начальник города и аксакал». Увы, слушать было некому. «Оборванцы, бродячая молодежь, любители гашиша» (именно так обращался к своей группе поддержке один из лидеров толпы, грузчик Мухаммед-Бий) уже ушли в свободный полет. Солдатиков уже доставали дубинами, генерала потащили с лошади, камни летели большие и метко, появились раненые, кого-то чикнули ножом, – и Гродеков скомандовал: «Огонь!». Стреляли трижды, как потом сосчитали в точности, сделав 32 выстрела. По официальным данным, погибло человек 13–14, – в основном затоптанных рванувшими врассыпную несогласными, – но, надо думать, кого-то друзья унесли с собой, а потом о смерти не сообщили. Так что, может быть, и больше. По ходу дела появились и «добровольцы» с дубинками: в основном местные лавочники, бизнес которых «несогласные», протестуя, тоже не щадили. Эти, даром что тоже добрые мусульмане, вообще не церемонились, вытесняя убегавших «оборванцев, молодежь» и прочих к арыку и сталкивая туда. Позже из арыка выловили 80 трупов, но ни одного с огнестрелом. Затем из лагерей подошел казачий полк. В Ташкенте стало тихо.

На следующий день началась раздача слонов. Генерал-губернатор объявил служивым «большое спасибо», особенно отметив, что первый залп дали «поверх голов, вполне спокойно и согласно, как на учебной стрельбе». Были уволены все аксакалы, кази и, в первую очередь, «туземные полицейские» из клана Иногам-ходжи. Новые кадры набирали из русских отставников или из «туземцев», не имеющих в городе родни. Впрочем, Ма-Якуба тоже сместили, заменив «по случаю необходимости» опытным сызранским приставом Тимофеем Седовым. Полковника Путинцева – «за примерную отвагу» – не уволили, но, понизив в должности за «нераспорядительность», заменили «твердым и энергичным» полковником Тверитиновым. Естественно, возбудили дело. Поскольку все всех знали, а город, в связи с карантином, был закрыт, зачинщиков – 32 «бездомника», 10 мардикоров, 18 «базарного всякого люда» – похватали поголовно, некоторых прямо на местах погромов. Кого-то «за раскаянием» отпустили, но все же на выходе приговоры были серьезные: 8 «шпагатов», 3 «бессрочные ссылки», 17 «к арестантским ротам».