Идем на восток! Как росла Россия

А затем пришло время Петра со всеми прелестями. Россия, встав на дыбы, училась жить по новым правилам, война, стройки и реформы требовали огромных, никакой традицией не предусмотренных людских и материальных затрат, а введение новых, даже самых причудливых прямых налогов не покрывало всех расходов государства. В связи с чем пришлось искать, скажем так, экстралегальные источники пополнения казны, изобретя так называемых «прибыльщиков», в отличие от давно известных «откупщиков» имевших право (правда, с разрешения правительства) давать волю фантазии и, по словам Василия Ключевского, «хорошо послуживших государю: новые налоги, числом до трех десятков, как из худого решета, посыпались на головы русских плательщиков». В соседней Польше, как известно, такие дела поручались евреям, с которых (нехристей не жаль), ежели что, и был спрос. Однако в России евреев практически не было, так что их место с великой охотой заняли стопроцентно халяльные профессионалы, среди которых особо выделялись и ценились специалисты по работе с «инородцами», с 1701 года, по приказу царя, сконцентрированные в аппарате Приказа Казанского дворца, в ведение которого перешли ясачные, окладные, оброчные и приходные книги Уфимской приказной избы.

Иными словами, башкиры, со времен Ивана Грозного платившие дань и подчинявшиеся непосредственно правительству, оказались в полном подчинении казанских воевод. А соответственно, и прибыльщиков, возглавляемых комиссаром Стефаном Вараксиным, «человеком Софьи», ухитрившимся, благодаря особым умениям наполнять бюджет, не только не попасть в опалу при Петре, но и угодить в клиентелу самого Александра Меншикова, обеспечив себе и своим сотрудникам полную безнаказанность, что бы в ведомстве не творилось. Тем более что разведанные к тому времени залежи уральских недр (Невьянский и Уктусский заводы уже работали на всю катушку), с точки зрения Петра, мыслившего государственно, оправдывали все, а уж нарушение каких-то древних грамот, писанных, когда еще и прогресса никакого не было, тем паче. В принципе, правы историки – в частности, Б. Азнабаев, – полагающие, что «правительство намеревалось унифицировать подданство, избавившись от пережиточных форм, и в самые короткие сроки уравнять башкир «в тягости» со всеми прочими. Примерно то же самое и тогда же имело место и в других «договорных» землях, в частности, в Малороссии, да и на Дону, – и, соответственно, роль «прорабов перестройки», как и там, исполняли прибыльщики, подкрепленные на всякий случай военной силой. В частности, заняться башкирами было поручено Андрею Жихареву и Михаилу Дохову, считавшихся в ведомстве Вараксина «добытчиками справными и умелыми». С того и началось.

Нам нет преград ни в море, ни на суше

5 октября 1704 года, прибыв с «комиссией» в Уфу, «добытчики умелые и справные» созвали башкирских и татарских старшин Мензелинского, Уфимского, Бирского и Исетского воеводств на оглашение «большого царева Указа», назначив местом сбора поле в 12 верстах от города, у слияния Белой и Чесноковки. Естественно, съезжались тарханы не в самом радужном настроении (слухами земля полнилась, а за пару баранов можно было добыть и более точную информацию), но, учитывая ситуацию, идти на уступки они были готовы. Однако услышанное многократно превосходило все ожидания. Четыре тысячи воинов на Северную войну – это ладно, башкиры воевать никогда не боялись, а что семьи мобилизованных не освободят от ясака, конечно, плохо, но стерпеть можно. Четыре тысячи лошадей – то есть вдвое больше обычая – для действующей армии тоже, покряхтев, согласились собрать. Но затем речь пошла о деньгах, и тут, вместо ожидаемых 23–25 новых налогов (на печную трубу, на посещение рынка, на каждый улей, каждую прорубь, каждое окно и прочее), пусть даже сильно завышенных в пользу исполнителя (дело житейское), г-да Жихарев и Дохов затребовали выплаты аж по 72 позициям. В том числе и совершенно диким. Например, на вход в мечеть, на бракосочетание (причем с жениха, невесты и муллы отдельно), на поминальную молитву, на каждую голову скотины, пасущейся в стаде, и отдельно на ее же еще не содранную кожу, на каждое колесо телеги, на каждую створку ворот и так далее. Вплоть до налога за цвет глаз: со светлоглазых по шесть копеек, а с черноглазых (то есть с абсолютного большинства) целых восемь.