Идет охота на "волков"

— Нет, что ни говори, а в этом году не тот урожай, что в прошлом.

— Коне-эшно! Кто спорит! В прошлом полный завал был!

— Мужики! Хватит трепаться! Бабы за стол зовут! — и по одному они потянулись в комнату.

Наконец под фонарем появился тот, кого ждали. Он спешил, делал длинные шаги, и нагнув туловище вперед — стремительно шел к подъезду. Мужчина оказался высоким, сильным, плечистым, четверо подхватились, и ему наперерез. Фраза была стандартная, произносилась только лишь затем, чтобы остановить незнакомца.

— Эй, закурить не найдется?

— Нет, не курю. — посторонившись, ответил тот.

— Что ж ты, мудило, с собой не носишь? Угощал бы!

Незнакомец остановился — путь перегорожен, и шагнул назад.

— Куда, брателло?

В этот момент сзади забежал один из четверых, упал под ноги, другие — незнакомца слегка толкнули. Не ожидая подвоха, он упал, по асфальту посыпались стекла очков. И сразу — десятки пинков по голове, по почкам, по печени — обрушились на него.

— Ну что, с-сука! Не понимаешь по-хорошему? Разве тебе не звонили, пидар, не предупреждали? — удары со всех сторон сыпались щедро и безжалостно. Сбитый с ног, мужчина не защищался, он даже не успевал уворачиваться.

— Мешок с говном! Если твоя блядская газета еще раз появится — тебя никто не спасет! Получай, мразь! Получай, сука!

— А ну, посторонись, я с разбегу! — и последовал гулкий удар по голове. — Калекой сделаю, гондон! Руки поотрубаю, писатель! Убью, гад!

На шею ему накинули скрученные в веревку колготки и натянули, он захрипел, пытаясь просунуть пальцы под петлю.

— Будь моя воля, я б тебя, мудило, хоть сейчас придушил! — бросил Цаца, стягивая колготки с почти неподвижного мужчины. — Живи пока! Радуйся, пидар!

Все произошло в несколько минут, организованно и беспощадно.

Четверо быстро собрались и не оглядываясь — поспешили через дворы на дорогу, где ждала машина.

— Ну? — спросил Костя, когда те погрузились.

— Нормально! Отмандячили — запомнит! Может, сдохнет возле дома.

— Ты чё, тля! Я тебя тогда самого уделаю! Приказов не понимаешь!?

— Да ладно, Костя, пошутил я! Поехали! Все путем!

Включив фары, жигуль развернулся и рванул назад, на пятак, проскочил мимо неработающих светофоров, областного акимата, помчался в сторону ЦУМа и дальше. Избитый полз на коленях к подъезду.

Витаса сменила Лариса Долина со своей «Погодой в доме», затем — Джо Дассен.

34

Кажется, клюёт? Поплавок дернулся на мелкой водной ряби и застыл. Но опять: прыг, прыг, так в прошлый раз обманывал сазанчик, нужно его подсечь, и выудить рыбу. Атамбай вскинул удочку, ловя в воздухе грузило, добродушно матюгнулся: червя наполовину склевали, острым кончиком блестел крючок. Балуется мелочевка. Насадил нового, извивающегося червя, поплевал и закинул обратно в воду.

Он сидел на берегу тихого затончика Сыр-Дарьи, камышовые султаны шептались на ласковом ветру, большим круглым диском садилось за горизонт солнце. Отражаясь в зеркале воды, багровый закат слепил глаза, и поплавок терялся из виду среди плывущих палочек, веточек, белых пузырьков, листочков.

Большой любитель порыбачить, Атамбай в этом году впервые выбрался на природу. Бесконечные дела, отчеты, проверки, ревизии, балансы — не способствовали расслаблению, не было ни выходных, ни настоящих праздников, ни нормального рабочего дня и отдыха. Его могли задержать на работе до позднего вечера, вызвать среди ночи, нежданно-негаданно отправить в командировку, нагрузить обязанностями, не свойственными его профессии. Но он не жаловался, в команде Муратидзе все работали одинаково много, оказывается, к этому тоже можно привыкнуть. Поэтому редкие свободные дни ценились, как настоящая удача.

В это место, которое называется Майли-тугай, они ездили с отцом ещё тогда, когда тот работал в Турланской экспедиции геологом. Вечные его разъезды в степях, в пустынях, в горах, наложили отпечаток и на жизнь Атамбая: он, как и отец любил природу. А здесь, в Майли-тугае, много лет назад вырыли землянку — в дремучих тугаях найти её было не просто — и приезжали сюда, рыбачили по нескольку дней. На Дарье таких землянок полно: опустившиеся пьяницы, бичи, рыли их — скрываясь от холода и кредиторов, от родственников и от полиции. Они уходили из городов и устраивались возле реки: жили ловлей рыбы, и ружьишки у них водились, стреляли кабанов, фазанов и уток. Но чаще всего бездельничали, ходили друг к другу в гости и пили брагу, так как дождаться окончания её брожения и изготовить нормальный самогон — не хватало терпения. А в землянке, вырытой Атамбаем и его отцом — однажды поселился бомж Витя, которого прозывали они то кукушонком, то есть, подкидышем. Это было даже к лучшему: теперь не опасаясь, они могли оставлять там не хитрые рыбачьи снасти, скарб, который прежде всякий раз таскали с собой. Когда родители перебрались жить в Астану, Атамбай наведывался к Вите один, привозил дешевого разливного вина и еды. Дешевого потому, что другого Витя не пил, особенно водки. А может и пил, но стеснялся причинить хорошим людям растрату. Видимо не все ещё растерял — совесть осталась.

* * *