Иди на Голгофу. Гомо советикус. Распутье. Русская трагедия

— У нас можно отлично прожить, — говорит он с видом мудреца, постигшего глубочайшую истину бытия. — Только надо для этого голову на плечах иметь, а не пустой шарик. Надо находчивость проявлять. Вот, например, идешь ты в самовольную отлучку. Идешь, покуриваешь, встречных женщин осматриваешь на предмет возможности знакомства. Вдруг из-за угла неожиданно патруль выскакивает. Ты, конечно, подтягиваешься, берешь руку под козырек и печатаешь шаг, повернув голову в сторону начальника патруля. Ты уже миновал патруль, но у этого хлюпика-лейтенанта мелькает подозрение. «Товарищ боец, — слышишь ты позади, — подойдите сюда!» Ты четко поворачиваешься и подходишь к лейтенантишке. Не дожидаясь, когда он потребует увольнительную записку, рапортуешь: «Рядовой Иванов такого-то подразделения следует по вызову командира полка в штаб гарнизона». Фамилию, конечно, называешь не свою, а какого-нибудь отличника боевой и политической подготовки, который в это время сидит в «Ленинской комнате» и долбит последнюю речь нашего фюрера. Лейтенантишка при словах «полк» и «гарнизон» вздрагивает и приказывает тебе следовать по высокому вызову. И ты спокойно следуешь до первого поворота. А там — сгинь немедленно. Прыгай через забор, заползай в подворотню, прячься в подъезд первого попавшегося дома. Почему? Да потому что через несколько секунд патруль сообразит, что дал маху, и бросится за тобой вдогонку. Так оно и происходит. Ты стоишь за дверью чужого дома и слышишь, как ругаются матом и сопят преследователи. На другой день старшина вызывает отличника боевой и политической подготовки Иванова, фамилию которого ты назвал патрулям. «Что же ты, Иванов, роту подводишь, — говорит старшина. — Мы тебя в ефрейторы произвести собирались, а ты такое отмочил!» Иванов хлопает глазами и лепечет, что он не знает, в чем провинился. «Где ты был вчера в такое-то время?» — строго вопрошает старшина. «В „Ленинской комнате“, — отвечает Иванов. — Сидоров может подтвердить». Сидоров — это я, то есть. Старшина вызывает меня. «Боец Сидоров, — спрашивает он, — где ты был вчера в такое-то время?» «В „Ленинской комнате“», — отвечаю я. «А видал ты там Иванова?» — спрашивает старшина «Никак нет», — отвечаю я. И судьба Иванова решена: теперь ему по крайней мере еще два месяца придется лизать задницу у всех сержантов и старшин, чтобы выбиться в ефрейторы.

Не успел солдат докончить свой рассказ, как в забегаловку вошли патрули и уволокли его с собою. Очевидно, на гауптвахту. Уходя, он скорчил гримасу: мол, и на старуху бывает проруха!

Проблема номер один

— Все люди разделяются на две группы, — поучал я Балбеса.

К первой группе относятся те, с которыми тебе приходится иметь дело по своей службе. Ко второй — все прочие. Все прочие не заслуживают твоего внимания. Они как бы не существуют для тебя. Первые же разделяются на такие категории: 1) вышестоящие; 2) нижестоящие; 3) являющиеся объектом твоей деятельности. Запомни как аксиому: равных тебе нет. Посчитав кого-то равным себе, ты даешь ему возможность считать тебя нижестоящим. Если человек, занимающий равное тебе положение, имеет шансы обойти тебя, он есть вышестоящий. Если он таких шансов не имеет, он — нижестоящий.

— Как вести себя с нижестоящими, проблемы не представляет, — продолжаю я. — Этому человек научается сам в кратчайшие сроки. И знаешь почему? Потому что нижестоящие сами вынуждают вышестоящего вести себя с ними определенным образом. Что касается вышестоящих, то тут господствует система предрассудков. Например, считается, что надо подхалимничать перед начальством. Чушь! Это годится лишь для мелких карьеристов и неудачников. Человек, делающий большую карьеру, должен первым делом приучить начальство бояться себя. Есть много приемов для этого. Самый эффективный из них — делать вид, будто ты приставлен к начальству с особой миссией — осуществлять за ним контроль или выполнять важное государственное задание, неподконтрольное начальству. Распусти слух, будто ты связан с «самыми верхами».

Балбес ловил мои наставления на лету. Вскоре перед ним трепетали все учителя школы. И даже сам товарищ Гробыко торопливо вскакивал и вел себя как провинившийся школьник, когда сын без стука заходил к нему в кабинет. Я положил в карман очередную пачку денежных знаков.

Мой путь

Смотрю я на тех, кто воюет против язв нашего общества и выдумывает способы осчастливить человечество, и мне становится жаль как борцов и реформаторов, так и человечество с его язвами. Во-первых, потому что все равно они никого не осчастливят, а только хуже сделают. Во-вторых, потому что его все равно никогда не осчастливишь. Мне жаль и язвы, ибо без язв человеческой жизни не было, нет и не будет. И я не вижу в этом ничего плохого: без них было бы еще хуже. Вот вам первое житейское противоречие: нет ничего плохого в плохом, ибо без него было бы плохо. Подумайте над ним, и свет мудрости, может быть, осенит вас.