Иди сюда, парень!

К вечеру опять все смолкло, и мы с Куском перешли на левый берег. Первый, кого я увидел, был Олег Остаты. Он обнял меня, расцеловал и закричал, что если бы не я, то они все трое погибли бы. Потом меня тискал Алан. Гия по кличке Дукел сдержанно пожал мне руку и сказал, что он передо мной в неоплатном долгу. Когда утихли восторги, Олег стал рассказывать: «Мы забрались наверх по тропинке и возле миндального дерева увидели четверых вражеских солдат. Они бухали и не заметили нас, а мы подкрались к ним так близко, что я плевком достал бы пулеметчика. И только мы решили выскочить из кустов и взять их в плен, как подъехал БМП и остановился позади, в пяти-шести метрах от нас. То есть мы сами оказались в ловушке. Из бронемашины вылезли несколько грузин и стали переговариваться с теми четырьмя под миндалем. А мы даже не могли пошевелиться, потому что любой шорох мог привлечь их внимание. Так мы и парились в жаре, пока ты не начал стрелять. Грузины сначала материли тебя, но не отвечали, пока один из них с пробитой башкой не свалился с БМП. И тогда они в ярости стали отстреливаться, а мы, воспользовавшись суматохой, скатились вниз».

Белый лис

Как-то весной девяносто второго я в жутком похмелье забрел на площадь, а там наши ребята собрались, и все встревожены. Я сразу же заметил Зыв-Зыва, потому что его голова плавала над толпой – такой он был огромный. Он вообще был похож на тигра, самого что ни на есть настоящего, только без полос и хвоста. Пробираюсь, значит, к нему, здороваюсь, спрашиваю, в чем дело. А он показывает на Дом правительства и говорит: да Шеварднадзе приехал, хочу взять его в заложники, поможешь? А у меня руки трясутся и мутит, как будто ложку дерьма проглотил, сейчас вырвет. Он заметил, в каком я состоянии, и отгреб к Хъадыну[31], на котором повисли парни из отряда Хубула. Сам Хубул умолял Хъадына не мочить Шеварднадзе, мол, потом войну не остановить. Но тот со стволом в руке все же пытался вырваться, но как-то ненатурально – при его звериной силе он бы их всех порвал. В общем, цирк. А Зыв-Зыв с наганом перешел дорогу и направился к припаркованной возле Дома правительства белой машине, в которую испуганные телохранители запихнули своего президента. Тут еще Гамат стал кричать: дескать, не надо выпускать Белого Лиса[32] отсюда, пусть он останется в Цхинвале как залог мира… Но белая машина с Шеварднадзе уже уехала, а где-то через час начался обстрел Цхинвала…

Тот, кто на другой стороне

Диме Ухлину

Тернистая пустошь все туже сжимает город,с окровавленных ступенек гонит лунаперепуганных женщин.

В ворота врывается стая волков.Георг Тракль

Усатый, похожий на цыгана Бота крадучись переходил старый мост с банкой пива в одной руке, другой он придерживал болтавшийся на боку короткоствольный автомат. Я наблюдал за ним из парка: если снайпер решит испробовать на нем свою меткость, то его маленькое симпатичное оружие достанется мне. Уж я постараюсь добежать до него первым. Я так ясно представил, как прошитый пулями Бота падает в тополиный пух, даже чихнул – у меня аллергия на это дерьмо! Значит, подбегаю к захлебнувшемуся кровью, хватаю автомат и банку с пивом… И вдруг мне захотелось махнуть во Владик[33] и выпить там в киоске кружку холодного пенистого пива. От вина я устал, от водки тоже воротит. Да и неинтересно пить, когда в подвале каждого дома здесь чуть ли не по тонне вина хранится. Заходи и пей сколько сможешь. И никто тебя не отругает, не выставит за дверь, потому что хозяева дернули в город, а мы вот, ребята, остались, делаем вид, будто охраняем дома левобережья, хотя лично мне на них насрать. В моей-то хате ни хера не осталось. Матушка давным-давно перетащила наше барахло в какую-то развалюху за мостом. Вчера я решил остаться там на ночь, но никак не мог уснуть из-за пульсации в животе, да и белье подо мной было сырое и воняло дохлятиной. А мама уже обжилась тут и, как только легла на диван в углу, сразу захрапела. Я терпел-терпел, потом вскочил, злой как демон, и принялся толкать ее, пока не разбудил.

– Ты слишком громко храпишь! – заорал я. – Раньше за тобой такого не водилось, так что пока!

Мама вскочила, зажгла свечку на столе, и пока она металась по комнате, я успел обуться в свои вонючие кожаные туфли, накинуть футболку и затянуть ремень на джинсах.

– Подожди, сынок, я накапаю тебе валерьянки, ты выпьешь и уснешь.

– Меня эти вонючие капли не берут, лучше дай каких-нибудь таблеток, ты ведь обещала, помнишь?

– Сейчас, сынок, куда же я их дела…

Мать покопалась в ящике стола, ничего не нашла, немного подумала и вывернула свою старую потрепанную сумку.

– К подруге ходила в больницу, выпросила седуксен для тебя, – бормотала она.

– С этого бы и начала… Лучше твоей подруге?

– Нет, она умирает.

– Блин… А дочка там при ней?

– Какая дочка? У Тамары сын был, твой ровесник, он зимой погиб, царство ему небесное.