Писатель раскрыл глубокую внутреннюю драму своих героев, их разлад с действительностью, одиночество и отчуждение. В лирико-романтических новеллах выражена тоска по вольной и счастливой жизни, невозможной в условиях патриархально-крестьянской Болгарии того времени. Недостижимость жизненного идеала определяет трагический финал большинства идиллий.

«Неприкаянность» — не всегда сознательное желание отшельничества, чаще человек покидает родное село из-за обиды, боли, измены любимой, наговора или обмана. В «Змеиных чарах» пастушок Косё не в силах пережить того, что его возлюбленная, Неда, выходит замуж за другого. Бойко из идиллии «Бессчастный» испытывает отвращение к жадности братьев и сестер, устраивающих драку при разделе отцовского имущества: «Когда старик умер, Бойко едва дождался поминок, а с того дня словно оторвалось его сердце от отцовского дома и от братьев». Рале становится «неприкаянным», потому что его мать выходит замуж во второй раз за чужака, а он не желает есть хлеб отчима («Из окна»). Стоян («Бунтарь») вступает в конфликт с сельскими богатеями и старостой. Недовольство и брожение порой перерастают в стихийный революционный протест.

И все же бунтари П. Тодорова — скорее мученики, нежели борцы, и причина этому одна — преждевременность их протеста. Опередив свою эпоху, они восстают против несправедливости тогда, когда еще нет революционной ситуации в стране, когда массы не осознали необходимости организованной борьбы. Стихийный протест лишь разряжает накопившуюся в них ненависть. А поскольку бунтари не в состоянии ни повести за собой народ, ни примириться с существующим порядком вещей, они становятся отвергнутыми и гонимыми.

Герои «Идиллий» обладают умом и смекалкой, широтой души и силой духа — «мощью крыльев». Все они «над суетой» («Одна»), их манят призрачные грезы («Дрема»), они не в силах преодолеть свою судьбу («Медвежатник»), Поэтому им так хочется быть «подальше от суетной сутолоки», «бежать от всего и от самих себя».

В раздвоении между жаждой к скитаниям и мечтами о счастливой жизни под собственной крышей кроется диалектическое противоречие, определяющее судьбы героев «Идиллий». Мечтатель-неудачник отправляется в чужие земли, все преодолевает, обретает свободу, но оказывается бессильным перед любовью. Любовь притягивает к дому, семейному очагу, размеренной, устоявшейся жизни, а герой уже отвык так жить. Тодоров не видит выхода из этого противоречия, он и сам мучительно его переживает. Длительная, кропотливая работа над идиллией «Бессчастный» красноречиво свидетельствует о внутренней неудовлетворенности и настойчивых поисках художника. В идиллиях «Медвежатник», «Змеиные чары» и других говорится о преображающей силе любви. Даже когда любовь неразделенная, герой не утрачивает нравственной чистоты и возвышенности чувств. Писатель остается верен афоризму: «В любви виноватых нет!», и поэтому не ищет оправдания или возмездия — его мечтатели-несчастливцы несут свою любовь, свое безмолвное страдание через всю жизнь.

Хоть и невелик объем творческого наследия П. Ю. Тодорова, сегодня трудно представить болгарскую литературу без его поэтического мира, напоенного ароматами родной земли и населенного добрыми, одухотворенными героями.

П. Ю. Тодоров внимательно следил за развитием мировой литературы в лице таких ее замечательных представителей, как Л. Толстой, Г. Ибсен, М. Горький и другие. С Горьким он переписывался и встречался на Капри. Он ценил творчество украинских писателей Василя Стефаника, Ивана Франко, Ольги Кобылянской, с которыми был знаком лично, и разделял их эстетические взгляды.

В своем творчестве Петко Ю. Тодоров выразил извечное стремление человека к гармонии, совершенству и справедливости. Именно поэтому так привлекательны его герои, отдаленные от нас почти на целое столетие, но близкие нам своим непосредственным ощущением правды, добра и красоты.

Любен Георгиев

ИДИЛЛИИ

Вещуньи

Едва бойкая горечавка наклонилась к душистому скромнику ландышу, а морозник подмигнул притаившейся за терном фиалке, как из-за скалы показал свой рог злой насмешник месяц. Вся лесная круча застыла в страхе, пока из пещеры не вышла старая колдунья, чтобы сквозь узорчатый плат прочитать его сроки. Пришел черед и поспешившему месяцу испугаться: он побледнел, попятился, словно захотел вернуться восвояси. Тогда вперед выступили звезды — стыдливые, они перемигиваются, улыбаются друг дружке, как юные невесты. Пока они дрожат, мерцают, — смотри! — одна мигнет раз-другой и полетит, провалится сквозь землю. Увидит ее пастух иль путник в пути-дороге — перекрестится: ведь когда срывается звезда, отлетает на тот свет чья-то грешная душа.