Идиотам просьба не беспокоиться

Официальным началом стал тот вечер в Университетской библиотеке, когда его случайно заперли в читальном зале. После этого он начал время от времени оставаться в библиотеке на ночь, потому что ему не хотелось уходить. Его ни разу не засекли; перед закрытием кто-то из библиотекарей обязательно обходил все здание, но он без труда прятался в книгохранилище на тихом верхнем этаже, а по утрам выходил, никем не замеченный.

Да, и конечно – тот звонок от отца. Тоже в каком-то смысле подвижка к началу. После первого семестра они вообще перестали общаться. Отец так и не получил высшего образования; в шестнадцать лет, сразу же после школы, как он любил с гордостью повторять, он пошел работать на скотобойню. Он сразу понял, что желание отца отправить его учиться в университет было всего лишь предлогом, чтобы отправить его из дома. Он и отправился. Совершенно без денег – разве что с горсткой мелочи, которая вся помещалась в один карман.

Не самая вопиющая жестокость, которую знал этот печальный мир. Он мог бы устроиться на работу, но предпочел ограничить расходы – съехал с квартиры, которую поначалу снимал, перетащил все вещи в камеру хранения, ночевал в библиотеке, спал совсем мало, потому что читал почти до утра, утром шел в универ, чтобы помыться в общественной душевой, потом покупал себе что-нибудь съесть и возвращался обратно в библиотеку.

У него не было никаких расходов, присущих среднестатистическому студенту: он никуда не ходил. За все время в Кембридже он даже не выезжал из города, за исключением одного раза, когда они с Эльзой и еще парой приятелей совершили пробег по деревенским пабам. Он не ходил ни в кино, ни в клубы. Покупать одежду – вообще не рассматривалось. Кушать как следует – вообще не рассматривалось. Покупать книги – вообще не рассматривалось. Пить пиво – вообще не рассматривалось. Он жил на стипендию и материальную помощь нуждающимся студентам. Во время каникул подрабатывал в Университетской библиотеке, так что к нему там привыкли. И его жизнь не ограничивалась одной только Университетской библиотекой; периодически он делал вылазки и в другие библиотеки – ради разнообразия и смены ритма.

Постепенно пришло неуютное и тревожное осознание, что рядом с ним нет никого, кто разделял бы его пристрастия и вкусы; что он такой один на свете. Отдельно от всех. Эльза была к нему очень внимательна, но у них было мало общего. И тем не менее с ним иногда происходили забавные вещи. Однажды на Силвер-стрит к нему подлетела женщина – уборщица из больницы, – схватила его за локоть и потащила к себе домой.

– Дядя Фил, – так она обращалась к нему, «дядя Фил», пока он безуспешно пытался вырваться и вспомнить, видел ли он эту женщину раньше.

– Какая приятная встреча, пойдемте скорее ко мне.

Ему представлялось, что он захвачен некоей всепоглощающей страстью; целую неделю он читал только любовную лирику и ничего больше, но, разумеется, «дядю Фила» можно было найти на любой улице и в любое время. Он узнал несколько интересных вещей: почему большинство людей готовы почти на все ради секса; что ее к нему интерес был интересом отнюдь не к нему и что каждому выпадает возможность задаром потрахаться.

Когда она тащила его к себе, он активно отбрыкивался (и почти отбрыкался), потому что его ждали книги, но потом он был рад, что ему представился случай развеяться.

Потом была еще та вечеринка, когда – как раз в тот момент, когда он пожалел о том, что не остался в библиотеке; так ему было скучно, – две девушки устроили настоящий стриптиз. Он хотел поаплодировать им, но не стал. Его позабавило недоумение и смущение других парней, каковые при этом присутствовали, и лишь через несколько лет до него наконец дошло, в чем было дело: неженатые мужики либо были напуганы смелостью этих раздевшихся девушек, либо их не волновали женщины, которые выставляют свои гениталии напоказ; но там неизбежно был Кев из Белфаста, который с готовностью ублажил их обеих на гладильной доске в прачечной. Кев был единственным человеком, за исключением его самого, кто не ругался насчет еды в студенческой столовой. Уже тогда было ясно, кто преуспеет в жизни.

Он снял кусочек фасолины, который упал ему на футболку с «Книжным червем» и прилип к загогулине прописной «А» в Ахиллесе.

Но он посвятил себя тому, чтобы прочитать все.

Потом, по здравом размышлении, он понял, что это физически невозможно. Но прочитать все на английском – вполне выполнимо. Все, что есть в форме книг. Он уже прочитал немало. Начиная с одиннадцати лет, он читал в среднем по три-четыре книги в день. Хотя какая-то часть времени уходила впустую – на предметы, совершенно не нужные. Например, по китайской истории он знал значительно больше, чем это считается безвредным для умственного и физического здоровья для любого, за исключением китайских историков.