Идол прошедшего времени

— Хотите знать, что думают «нормальные и толстокожие»? — поинтересовалась Китаева. — Что ж… Говорят, один из Неведомских и правда был любителем всяких мистификаций и представлений на античные темы… Служил культу Венеры. Известно, что около принадлежавшей ему статуи этой богини всегда стоял треножник. Кстати, само название «Купель Венеры» сохранилось еще с тех времен, когда здесь была усадьба Неведомского. Речка протекала по его землям. И нимфы, и дриады тут у него бегали, и вакханки скакали…

— Что касается дриад, поверьте, с ними шутки плохи… — вдруг вполне серьезно заметил Дамиану Тарас.

— Неужели?

— Ага…

— Вы тоже меня мистифицируете?

— Никто вас не мистифицирует, — вздохнул Кленский.

— Неужели?

— А гематомы на трупе, Дамиан? Что вы о них скажете?!

— Только не надо больше про «каменные объятия», Владислав Сергеевич… У синяков бывает и иное происхождение.

— Кстати, когда в России появились первые статуи античных богов… — вздохнул Тарас, — этих языческих кумиров и идолов восприняли как знак, возвещающий появление антихриста.

— Даже так?

— Белые черти… Так называли на Руси тогда этих Венер и Селен…

* * *

Дом и правда выглядел крайне мрачно. Как и предупреждал Дамиан.

Кленский нерешительно подошел поближе… Сыщик прав: здесь может быть опасно…

Заросли крапивы. Ядовитый борщевик в человеческий рост высотой… Это был настоящий деревенский дом. Из хлева, примыкающего к самому дому, доносились сопенье и хрюканье. Запах скотного двора.

Однако сколько Кленский ни ждал, что за зеленой стеной крапивы и ядовитого борщевика кто-нибудь мелькнет, никого он так и не увидел. Никакого женского силуэта.

Он уже собрался уходить, так и не решившись постучать в дверь, как… Некое солнечно-золотистое свечение в высокой траве, словно солнечный зайчик, пущенный зеркалом, привлекло его внимание. Кленский отодвинул траву…

Перед ним на зеленом лужке сидел златокудрый малыш. И играл в какие-то золотистые странные игрушки.

«Разве можно детям играть с такими острыми и опасными предметами?!» — испугался Кленский, глядя на эти игрушки.

И вдруг вскрикнул и схватился за сердце.

* * *

— Что с вами? — испугалась Вера Максимовна, когда Кленский, держась за сердце, появился в лагере.

— Сам не понимаю… — прошептал, морщась от боли, Кленский.

— Может, сердечный приступ?

— Да нет вроде бы…

— Может, нитроглицеринчику?

— Не знаю… Такая внезапная пронзительная боль! Впрочем, ничего, не волнуйтесь… Кажется, уже проходит.

— Вот и хорошо…

Кленский соврал: боль в сердце не проходила. Но ему отчего-то вовсе не хотелось избавляться от нее. Эта боль была не только мучительной, но и довольно приятной.

— Вы видели когда-нибудь, Верочка, как женщина превращается в иву? — заметил Кленский, отстраняя протянутый ему Китаевой нитроглицерин.

Вера Максимовна пожала плечами:

— В иву? Прямо дриада какая-то… И где это такое вам примерещилось?

— Возле Купели Венеры.

— Вы, право, как наш Коля маленький… Он тоже утверждает, что видел какого-то белобрысого — или, как он говорит, златокудрого! — пухлого мальчишку, нагишом разгуливающего по лесу с луком и стрелами. — Китаева, отмахиваясь от ос, накрывала на стол, расставляла миски.

— Златокудрый малыш? — оживился Кленский. — Как на картинах старых мастеров? Они, знаете ли, именно так и изображали Амура.

— Уж не знаю, насколько златокудрый… Как я поняла, рыжий толстый мальчик с очень розовыми щеками. Золотушный, наверное. Диатез и третья стадия ожирения. Нынешнему ребенку, будь у него такие перетяжки, как на картинах ваших мастеров, врачи тут же прописали бы диету…

— Уж не два ли колчана было у этого мальчугана в руках? — Кленский рассеянно наблюдал за аккуратными, рассчитанными движениями Китаевой.

— Два ли колчана? О чем это вы, Владислав Сергеевич?

— Разве не помните? — усмехнулся журналист. — Помните, одна стрела этого мальчика поселяет в сердце человека любовь? Другая — любовь убивает.

— Кажется, именно про два колчана Коля и рассказывал, — заметила Вера Максимовна. — Мальчик — большой фантазер… это всем известно!

— Один мальчик большой фантазер, другой мальчик большой фантазер… — пробормотал Кленский.

— Фантазер? О ком это вы? — Прерывая беседу Веры и Кленского, к столу подошел Филонов.

— О Коле, — усмехнулась Китаева. — Ребенок утверждает ни мало ни много, что видел в лесу Купидона. А Владислав Сергеевич — дриаду… Фантазеры наши…

— Ну, Колю-то точно давно бы надо отправить домой, — вздохнул Филонов. — Ребенку здесь делать нечего.

* * *

Коля, сын Корридова, очень скучал без сверстников. Со взрослыми было невероятно скучно. Поэтому Коля очень любил фантазировать. Любил придумывать. И если он что придумывал, получалось как наяву…

Толстый мальчишка поразил его воображение своими игрушками.

Коля тоже делал игрушечные луки и стрелы. Получалось неплохо — стрела, сделанная из прутика, улетала метров на тридцать.

Но лук, который был в руках у того толстопузого малыша, не шел ни в какое сравнение с Колиным оружием.