Идолы острова Пасхи. Гибель великой цивилизации

Все было, как раньше, когда Парэ и Кане пришли сюда, но счастье их стало хрупким. Ни один из них, храня покой своего любимого, не рассказал другому о том, что поведали Баира и Капуна. Влюбленные старались жить в своем маленьком мирке так, будто большого мира не существовало, но мысли о происходящем там отравляли их жизнь. Случалось, что Парэ вдруг становилась рассеянной и печальной, и глаза ее увлажнялись слезами; бывало, что Кане неожиданно сжимал кулаки, а взгляд его делался грозным. Каждый из них, замечая эти изменения в поведении своего возлюбленного, приписывал себе причину этого. Парэ думала, что она огорчает Кане своими слезами, а он ругал себя за то, что пугает ее вспышками своей необъяснимой ярости.

Чувство вины, не покидавшее теперь влюбленных, заставляло их относиться друг к другу с особым вниманием и нежностью: их отношения стали трепетными и тонкими, а каждый миг общения обрел огромную ценность.

Если бы верховный жрец мог видеть Кане и Парэ, он был бы доволен: они жили теперь в полном соответствии с его советами.

Мужчина и женщина

Бог Войны

Когда люди, переселившиеся на остров, еще не покинули Большую Землю, одним из главных богов у них был Бог Войны. Едва появившись на свет, он доказал, что не намерен отступать ни перед чем: он запятнал себя кровью собственной семьи – отрубил головы двум своим братьям, которые поспорили с ним, и сестре, не угодившей ему.

В левой руке он носил колчан с огненными стрелами, а в правой лук; пущенная им стрела поражала врага и производила пожары. На бедре бога висела палица, и удар ее был страшен – она разбивала горы и дробила камни. Бог Войны был жестоким, упрямым и несговорчивым: он не признавал никаких договоров, потому что надеялся на свою несокрушимую мощь. Он терпеть не мог мира, считая истинным счастьем только войну и уничтожение врагов. Неизменными спутниками Бога Войны в бою были его жена Сила и дочери – Бледность и Ужас.

Бог Войны любил кровавые жертвы: весной в его честь проводились празднества, заканчивающиеся человеческими жертвоприношениями. Празднества начинались с шествия жрецов, которые со священными плясками и песнопениями двигались, ударяя длинными ножами в щиты, – эти щиты и ножи упали прямо с неба после рождения Бога Войны.

После того как процессия приходила в храм этого бога, вперед выступал вождь племени. Он призывал: «Не оставь нас, Бог Войны, мы – твои дети». Затем процессия поднималась наверх, на плоскую крышу храма; туда же приводили пленников, захваченных в боях, или похищенных из других племен. Одного за одним их кидали на алтарь бога, лицом к небу, и верховный жрец разрезал им грудь священным ножом. Потом он вынимал еще бьющееся сердце жертвы, давал стечь крови в богато украшенную чашу, после чего бросал сердце в огонь, а тело сбрасывал вниз, на землю, к ногам толпы. С алтаря вниз струились и потоки крови, омывая стены храма красным дождем.

Когда чаша наполнялась до краев, жрец отливал из нее половину в разверстую клыкастую пасть идола Бога Войны, а вторую половину теплой крови давал выпить вождю. Жертвенная кровь усиливала воинственный дух вождя, и этот дух передавался затем всем мужчинам племени, делая их неистовыми в бою и страшными для врагов.

Сын Солнца, открывший людям путь на чудесный остров, запретил им приносить жертвы Богу Войны. Этого бога почти забыли, предания о нем были похожи на сказки, а правду знал лишь верховный жрец.

* * *

Накануне своего выступления в поход Аравак пришел к Баире и попросил его рассказать о древних обычаях, связанных с воинственным богом. С большой неохотой Баира поведал вождю о кровавых жертвоприношениях – то, что хранили тайные записи предков.

В глазах вождя появился жестокий блеск, а на лице промелькнула хищная улыбка.

– Мы обязаны снова почитать Бога Войны, – сказал он. – Мы будем воевать, мы должны разбить наших врагов, а для этого нам необходимо покровительство этого бога.

– Но Сын Солнца строго наказал нам забыть о Боге Войны.

– Когда это было? – возразил Аравак. – Времена изменились, и нам следует измениться. Если бы Сын Солнца вернулся к нам, он отменил бы сейчас свой запрет, – я уверен в этом.

– Ты думаешь, он разрешил бы нам проливать человеческую кровь?

– Ты забыл, верховный жрец, про великую засуху. Ты тогда принес в жертву Богу Дождя лучшего юношу и лучшую девушку острова, – Аравак не сводил взгляда с Баиры.