Идолы театра. Долгое прощание

Отсутствие «сплочённого большинства» бросает вызов, требующий театрализации народной воли. Чтобы власти говорить от имени народа, этот народ надо сначала «создать» в политикуме в качестве рекламного продукта. Принуждение к либеральности выражается через поиск воображаемого единства. Чтобы сконструировать это единство, создать эффект толпы, локальное выдается за глобальное. Для локального создаются интегративные модели коллективных воспоминаний – искусственная,

рекламная, память сообщества. Подлинная память исчезает там, где начинают действовать институты памяти. Если в обществе модерна хтоническая «толпа», при всей её одержимости, была носителем народной культуры, фольклора и родовой памяти, то в условиях «конца истории» (Ф. Фукуяма)[35]

природная память рассеивается. Возникает необходимость конституирования прошлого в массовом локальном сознании посредством соответствующих пиар-акций. Модель воспоминания становится образцом для формирования определенной коллективной идентичности, сплачивающей группу в целое в угоду политике финансовых элит и покупаемых ими государственных режимов.

1.9. Приручение непокорных

Вернёмся к проблеме пространства и времени, которая представляет для нас коммуникативный интерес, так как пространство и время в Интернете показывают нам механизмы цифрового рабства. Мы уже говорили о том, что в виртуальном концлагере пространство является локусом – полностью подчиненным времени сгустком, нанизанным на ось темпоральности капитала и движущимся вместе с ней в качестве непроницаемой идентичности лишенного самости субъекта. Цивилизационное начало полностью выветривается, подменяясь туристическим эрзацем, гештальта как топоса больше нет. Синтагма пространства подчиняется парадигме времени, труд подчиняется капиталу, трудящийся – владельцу денежных средств. С точки зрения каждого конкретного человека символическое кладбище Интернета, похоронившее людей пространства, устроено таким образом, что люди добровольно отдают общественности свою личную жизнь, размещая на страницах социальных сетей информацию о своей частной интимной событийности.

Что это значит? Это значит, что, столкнувшись с собственным бессознательным, с пустыней Реального, с бедной, люди добровольно отчуждают её, образуя Символическое, то есть бегут от своей свободы. Образуется мир трансгрессии – отчуждаемого желания, непрерывно транслируемого на экране, бесконечного пересечения границы. Образованное Символическое Реальное и называется «машиной желаний» у Ж. Делеза. Извращенный Отец кибернетического пространства руководит человеком через «машину желаний». Другие ее названия: «биовласть», или «транссексуальность». Говоря о транссексуальности как о «прозрачности зла», Жан Бодрийяр имел в виду рассеиваемую в цифровой бесконечности чувственность, которая проникает во все сферы: в экономику, в политику, в культуру, опосредуя их эстетикой наслаждения (трансэстетикой), принудительной информационной эстетикой трансгрессивного фантазма[36]

.

Главным принципом работы биовласти является всеобщее наблюдение – вуайеризм. Выпяченное наружу и вычищенное до цифрового знака желание (симулятивный гиперреализм) вызывает острые чувства наслаждения и любопытства, очарования и извращенного интереса, как всякая эстетиированная катастрофа или легитимированная непристойность. Эти чувства и являются фасцинацией. В состоянии щекочущего нервы, фатального наслаждения происходит полное слияние парадигмы и синтагмы, времени и пространства, а значит, объективного и субъективного, видимого и невидимого, внешнего и внутреннего, экстимного и интимного, публичного и личного параметров и факторов бытия человека, его труда и его досуга. «Посмотрите на меня, который смотрит на него, который смотрит на меня и еще на того, того, того!» – взаимное наблюдение множится в геометрической прогрессии. Жизнь атомарного индивида за экраном своего компьютера становится полностью выбеленной, вычищенной до нездорового блеска рентгеном коллективного Взгляда.