Бурцева Полина Евгеньевна

Идти на ощупь

Идти на ощупь

Хвост очень смутно помнил свое детство. Образы родителей, бабушки, города, в котором они жили, были настолько размытыми, будто он смотрел на них сквозь толщу грязноватой холодной воды. Единственное, что он помнил совершенно ясно и отчетливо - то, как получил свое прозвище.

Утро выходного дня. Хвост точно знал, что это был выходной, так как и мама, и папа были дома и никак не хотели просыпаться. Ему было скучно, он ворочался в своей кровати, потом перебрался в постель к родителям и все спрашивал: "А мы уже скоро будем вставать? Скоро?".

Залитая солнцем кухня обыкновенной советской квартиры. Мама в длинном шелковом халате на завязках пыталась готовить завтрак, а он баловался, хватал ее сзади за подол, не давал ступить шагу и хохотал. И мама тоже хохотала. А потом кинула в мойку половник, которым разливала блинное тесто в две маленькие чугунные сковородочки, села рядом с ним на пол и крепко прижала к груди его коротко стриженную голову: "Хвостик ты мой, мой маленький хвостик".

Почему эти обрывочные воспоминания возникли в его памяти именно сейчас, когда он сидит на лестничной клетке совершенно чужого ему дома и вытирает о черную футболку окровавленный нож, Хвост не знал.

СЕМЬ ЧАСОВ ТРИДЦАТЬ МИНУТ

СЕМЬ ЧАСОВ ТРИДЦАТЬ МИНУТ

СЕМЬ Ч...

Знакомым движением Влад выключил будильник. Полежав еще пару секунд, он открыл глаза, хотя в этом не было нужды уже шесть лет, и встал с кровати. Пол был теплым от утреннего солнца. Окна выходили на восток, и яркий свет раньше всегда будил его. Тогда Влада это ужасно раздражало. Дорого бы он сейчас отдал, чтобы снова проснуться от падающих на лицо солнечных лучей. Ручка балконной двери, холодная, железная, с облезающей краской. Влад давно бросил курить, это мешает обонянию, нужно беречь хотя бы то, что есть. Но привычка выходить на балкон спросонья осталась. Теперь вместо сигаретного дыма его встречало множество разных запахов. О многих из них он раньше даже не подозревал. Южное утро пало сухой землей, календулой и морем... А еще хлоркой, стиральным порошком, кондиционером для белья и еще какой-то жутко химической дрянью.

* Доброе утро, теть Том.

* Здравствуй, Владик, здравствуй, мой золотой.

Соседка развешивала белье у себя на балконе, который вплотную примыкал к балкону Влада. Вчера принесли пенсию, а с пенсии тетя Тома всегда покупала что-нибудь "побаловать себя", что-то чистящее, дезинфецирующее и отбеливающее. Возможно, так она пыталась отмыть всю ту грязь, которой стало слишком много в ее жизни в последние годы. Не только ему, Владу, пришлось приспосабливаться к новым обстоятельствам.

- Владь, а что это я тебя в последнее время не вижу совсем? Хоть бы зашел, поздоровался.

- Да некогда, теть Том, работа.

- Ой, прям, работа! У всех работа! Что, нет минуты в соседнюю дверь постучать?

Влад ничего не ответил. Он не любил заходить к тете Томе после того... после того, что произошло в ту ночь и после нее. И вовсе не потому, что резкие ароматы моющих средств в ее квартире на несколько часов отбивали у него способность правильно распознавать запахи. Хотя, и поэтому тоже.

- Так, знаешь что, давай-ка проходи ко мне на кухню, позавтракаем с тобой. Я тебе блинчиков сейчас пожарю. Ты ж блинчики, наверно, уже сто лет не ел, небось, на одной яичнице живешь?

- Нет, нет, теть Том, спасибо, но не могу, я на работу опаздываю.

- Ничего, не опоздаешь, тебе тут идти три минуты. Верки нет, не бойся. Она сегодня ночевать не приходила, а значит, теперь не раньше обеда заявится.

- Да я и не боюсь.

- Ну раз не боишься, и хорошо, проходи давай на кухню.

Сопротивление бесполезно. Влад подошел к фанерной перегородке, разделявшей балконы, провел по ней рукой, оценивая высоту, и в два движения перемахнул на ту сторону.

- Ну что ты делаешь?! Неужели нельзя потратить пол минуты и пройти через дверь, как все нормальные люди?! - тетя Тома старалась казаться недовольной, но Влад чувствовал по голосу, что она улыбается. В детстве они с Верой постоянно лазили друг к другу через эту балконную перегородку, а мама и тетя Тома на них ругались.

***