Читаем Иду на перехват полностью

- Я еще не умею. Мне читает папа. Про Конька-горбунка, про ковер-самолет. - Мальчик вдруг сосредоточил взгляд на моем нагрудном знаке и подошел ко мне. - А ты летчик? - спросил он.

- Да, летчик.

- И папа мой летчик. - В его голосе было столько гордости. Истребитель! Ты видел его самолет?

- Видел.

- И я. Правда, папа здорово летает?

- Правда.

- Я тоже, когда вырасту, буду летчиком. Вначале солдатом, а потом летчиком.

- А зачем же солдатом? - удивился я.

Мальчик задумался.

- Чтоб быть таким сильным, как папа, - наконец сказал он.

- А кем ты будешь? - повернулся я к притихшей, но внимательно наблюдавшей за мной девочке.

- Учительницей, - ответил за сестру Вова. - Она уже в школу ходит, во второй класс.

- А учишься как? - Я хотел, чтобы она не смущалась.

- Хорошо, - ответила Лена. В глазах ее загорелись маленькие огоньки: видно, ей нравилось говорить о школе.

- На пятерки, - опять дополнил ответ сестры Вова. - А я, когда пойду в школу, буду учиться на шестерки, - вполне серьезно заверил он.

- А шестерок совсем и нет, - рассмеялась довольная Лена.

- Есть, - не сдавался Вова, - папа говорил. - Я понял, что отец для него - непререкаемый авторитет. - Это только вам, девчонкам, таких отметок не ставят.

Папа пошутил.

- А где же мама? - спросил я, желая выручить Вову из неудобного положения.

- В больнице, - ответил Вова. - Поехала мне братика покупать.

- А если братиков не будет?

- Тогда сестричку. Мы все равно будем ее любить.

В это время дверь открылась, вошел Синицын. Глянув на нас, он понял, что между нами идет оживленная беседа, и улыбнулся:

- Познакомились?

- Познакомились, - ответил я. - У вас сын прямо-таки герой. Летчиком, говорит, буду и учиться хочет на шестерки. Хороший мальчик. На мать очень похож.

- И вовсе не на маму, - запротестовал Вова. - Это у Лены губы мамины, а я весь - вылитый папа.

- Ладно, ладно. - Отец обнял его и похлопал по плечу, как взрослого. Ты почему все же не помыл руки? Ведь в умывальнике есть вода.

- Так ее ж Ленка нагрела, - снова горячо возразил Вова, - посуду мыть.

- Ну и что же?

- Как что? Ты сам говорил, что горячей и теплой водой умываться нельзя: вредно для здоровья.

- Ах да, я совсем забыл, - сделал Синицын серьезное лицо. - Ну хорошо, теперь я принес холодной воды. Леночка, иди ему помоги.

Вова и Лена убежали на кухню.

- Да, Леночка, - крикнул отец вслед, - включи, пожалуйста, плитку и поставь чайник, мы с дядей чайку попьем.

- Хорошо, - ответила Лена.

Из этих разговоров мне ясно представилась жизнь Синицына. Я бы хотел жить так, как Синицын, хотел, чтобы у меня были такие же смышленые и послушные дети, чтобы они любили меня...

- Как Лаптев?

Лицо Синицына стало серьезным.

- Плохо. Доктор сказал, что не летать ему больше.

- Да, - Синицын вздохнул, - так-то оно, брат. Летное дело не прощает ни малейшего отступления от требований "Наставления по производству полетов". Каждая фраза тут написана кровью. Вот почему с тобой разговаривали так строго.

- Я это понял.

- Вот и хорошо. А как насчет гражданки? Слыхал, демобилизоваться хочешь?

- Нет. Я буду летать!

- Правильно решил. Умел сорваться, умей и выкарабкаться. На ошибках учатся. Главное - не повторять их...

В гостиницу я возвращался под вечер, думая о Мельникове и Синицыне. Оказывается, не всегда под суровой внешностью кроется злая душа.

Я вошел в гостиницу и направился к дежурной за ключом. Открыл дверь и встал как вкопанный. Столько за эти дни было пережито, что, казалось, ничто меня не удивит. А тут новая неожиданность - в комнате дежурной сидела Инна.

Она быстро встала и подошла ко мне.

- Мне Дуся позвонила, - сказала она.

Я понемногу пришел в себя. Взял ключ и пригласил ее в комнату. Кровать у меня была не убрана, книги разбросаны по столу, на тумбочке и на окне лежали газеты. Мне стало стыдно за беспорядок.

- Ты извини, - невнятно пробормотал я и поспешил заправить кровать.

Инна принялась складывать в стопку книги.

- Не надо, я сам все сделаю.

Она подошла ко мне, провела ладонями по моему лицу и улыбнулась. На сердце у меня сразу полегчало.

- Хорошо, что ты приехала. - Я обнял ее. - Оставайся у меня.

Она подняла на меня улыбающиеся глаза, теплые и ласковые. Покачала головой.

- Послушай, Инна, я вполне серьезно. Мы должны быть вместе навсегда!

Лукавые огоньки в ее глазах погасли. Инна задумчиво посмотрела на меня и доверчиво прижалась к моей груди.

Глава четвертая.

Туман

Кругом, вверху и внизу, блещут звезды. Большие, как электрические лампочки. Истребитель будто застыл в каком-то громадном звездном шаре. Лишь стрелки приборов говорят о его стремительном полете.

Внизу подо мной облака, плотные и черные, как океан, и звезды отражаются в них, словно в зеркале, Я возвращаюсь на свой аэродром после перехвата учебной цели. Изредка с командного пункта поступают команды штурмана наведения. Он отлично меня видит - радиолокационная станция на КП теперь новая, работает превосходно. Невольно приходит в голову пословица: "Гром не грянет, мужик не перекрестится". Гром прогремел.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее