Иду по тайге

К полудню вода в проталине прогревается, и сюда устремляются легионы хариусов. Крупные оранжевоперые рыбы неторопливо плавают вдоль берега, подставляя солнцу настывшие за зиму спины. Сейчас утро. Проталина пустует, и мне особенно некуда торопиться. Развожу костер, набираю в чайник воды и, лежа на смолистом лапнике, любуюсь баранами. Два толсторога в пышных шубах, чуть приседая на задние ноги, взбираются на скалистый выступ. До животных метров триста, может, немного больше. Их отлично видно даже без бинокля. Бараны не успели вылинять, и светлая зимняя шерсть соседствует с более темной — летней. Позади длинная голодная зима, но что-то не очень заметно, чтобы они похудели.

Всплеск у края проталины. Хариус! Хватаю удочку и, стараясь не греметь сапогами, подкрадываюсь к плесу. Вижу на дне россыпь мелких камней, обкоренную лиственницу, но хариуса нет. Куда же он подевался? Подтянув отвороты сапог, ступаю в воду и бреду к середине плеса. Ага, вот он! Ну и рыбина! Рядом еще одна. Он и она. У него возле рта белые пятнышки, она чуть темнее и меньше его. Постояли немного, затем неторопливо направились в обход плеса. Она чуть впереди, он все время прижимается к ее боку.

Поправляю наживку и забрасываю удочку навстречу рыбам. Лишь только обманка коснулась воды, один из хариусов стремительно метнулся к ней. Я быстро подсек, и удилище заиграло от сильных и частых рывков. В воде мне с этой добычей не справиться. Отступаю к берегу, стараясь одновременно утомить рыбу. Наконец сапоги шуршат о прибрежные кусты, и вскоре хариус у меня в руках.

Ура! Я с ухой. Что может быть вкуснее сваренной на рыбалке ухи? Опускаю рыбу в висящую через плечо сумку и снова лезу в воду. Не ушел бы второй. Нет, гуляет, красавец. Туда-сюда плавает, словно меня ищет. Забрасываю приманку, хариус кидается к мормышке, но, даже не коснувшись ее, поворачивается и плывет ко мне. Застываю на месте, чтобы неосторожным движением не вспугнуть рыбу. Подплыла и остановилась как раз подо мною. Потыкалась в один сапог, затем в другой и замерла. Ну и великан. Спинной парус не меньше ладони. Коричневые перышки перехвачены яркими изумрудными перетяжками. Эти перетяжки отсвечивают. Плавник на широкой спине напоминает гребень доисторического ящера.

Хариус направляется к затопленному дереву и принимается описывать там неширокие круги. В это время над водой пролетела трясогузка, и ее тень быстро заскользила по каменистому дну. Хариус вздрогнул и метнулся за тенью. Он догнал ее у берега, но тень вдруг исчезла, и рыбина растерянно закружилась на месте.

Трясогузка поймала на приплеске пару мошек и снова неторопливо полетела над водой. Опять хариус кинулся за тенью и у берега остался ни с чем.

Придерживая отвороты сапог, я направился к хариусу, но стоило мне чуть плеснуть водой, как он оказался у моих ног.

Здесь меня осенило. Торопливо расстегиваю сумку, вынимаю уже уснувшую рыбину и осторожно кладу ее на воду. Хариус стоит рядом, не обращая на мои движения никакого внимания. А может, как раз они и привлекают его? Мертвая рыбина, чуть качнувшись, ушла в воду и опустилась на камни. Хариус мгновенно бросился к ней, несколько раз боднул, словно старался разбудить. Но та лишь покачивалась от его толчков, оставаясь безучастной и к хариусу и ко всему окружающему миру.

Я протянул руку, норовя поймать хариуса, но в этом месте было слишком глубоко, и мои пальцы лишь коснулись широкого плавника. Это касание заставило опомниться оранжевоперого великана, и он, сверкнув серебристым брюшком, исчез.

Долго стоял я среди плеса, вглядываясь в воду, но хариус больше не появился.

Ухи в тот день я так и не попробовал.

Перевоспитанные воспитатели

Нужно было готовиться к новому сенокосу, и я отправился рубить бревенчатые настилы для стогов сена. Начать решил с Хитрого ручья. От дома недалеко, а главное, представлялась возможность заняться тамошними хариусами. Очень уж они разноцветные, да и повадками друг на друга не похожи.

Ручей назвали Хитрым, потому что на протяжении какого-то километра он умудряется четыре раза спрятаться под землю. Сначала он течет, как всякий обыкновенный ручей. Где глубже, где шире. Рыба в нем плавает, ручейники по дну ползают. И вдруг возле тополиной рощи он ныряет в россыпь камней и исчезает. Был ручей, и нет его. Пройдешь немного и опять на ручей натыкаешься. Снова он с рыбой, снова с козявками разными. Словно и не думал прятаться.

Я спрашиваю у косарей: каким образом рыба попадает в верховья Хитрого? Они говорят, что ничего особенного в этом нет. Мол, там под землей такие тоннели — человек пронырнет. Вот рыба туда-сюда и плавает.