Иду по тайге

Очень часто у нас встречается еще одна ягода. Любопытно, что многие не знают, можно ли ее есть. Когда, впервые увидев эту ягоду, я съел целую горсть, за мной долго с тревогой наблюдали товарищи по рыбалке: не отравился бы. Потом я узнал, что она издавна ценима охотниками, рыбаками и оленеводами, так как хорошо утоляет жажду.

Любой встречал не однажды разостлавшуюся по самой земле маленькую «елочку», усеянную сверху крупными черными ягодами. Это вороника. У нас ее называют шикшой или водяникой. Последнее название — из-за водянистого сладковатого сока, что прямо брызжет, стоит чуть придавить крепкие на вид плоды.

Вороника — вечнозеленый кустарничек. Примечателен его зеленый наряд. Кажется, это иголки, как у лиственницы или стланика. Но, присмотревшись, понимаешь, что перед тобой обыкновенные листочки, только края у них сильно загнуты вниз.

Отправляясь на «тихую охоту», необходимо брать с собой корзинку или ведерко, мазь от комаров, теплую одежду, запас еды. Многие не забывают прихватить и спички.

— А что здесь плохого — испечь картошку, вскипятить чай, может, просто погреться да комаров погонять.

— А если пожар?

— Какой пожар? Что я, залить свой костер не в состоянии?

Вот так рассуждают почти все, и все в состоянии надежно потушить костер, но тайга-то горит. Так что не лучше ли оставить спички дома?

Отметины

За Гремучим озером кто-то тайгу подпалил. Специально или случайно, утверждать не буду, а что подпалил — это точно. Затрещала-заполыхала тайга, шугануло в небо жаркое пламя, черной тучей завис над сопками дым. Гореть бы тайге долго — деревья вокруг плотно стоят, стланик сопки зеленой подушкой укрыл, долина на сто километров тянется. Да, к счастью, в этот день Васька Чирок бульдозер на новый полигон перегонял и недалеко от пожара случился.

Как только огонь увидел, развернул бульдозер и пошел обрезать пожарище. Отвал у бульдозера широкий, двигатель стосильный. Часа не прошло, а вокруг бушующего пламени темная лента перепаханной земли легла. Ткнулся в нее огонь, зачадил и потух…

Как-то в те края я снова попал. Там, где пожар гулял, мертвый стланик ребра выставил, сухие лиственницы в небо пиками торчали. Ни птицы, ни мотылька. Только одинокая пищуха в камнях возится.

Где бульдозер прошел, тоже приметная полоса на многие годы осталась. По верхней колее рядочек молодых лиственничек поднялся, по нижней ручеек журчит. А между ними сыроежек целые заросли. Следов же разных и не сосчитать. Здесь вот дикий олень — буюн грибами угощался, чуть дальше бурундук шляпки погрыз, у поворота куропатки воду из ручейка пили.

Я на камень у ручейка присел, а рядом на обгорелое дерево пеночка-зарничка опустилась, на меня глазком-бусинкой уставилась и спрашивает:

— Пить? Не пить?

— Пей! — говорю. — Всем хватит.

Она напилась и улетела. А я сидел и смотрел на отметины, что оставили после себя два человека.

Плохой человек и хороший человек.

Цыплята и утята

Многие почему-то считают, что трудное для птиц время наступает только с появлением птенцов. Мол, им всех детишек накормить-напоить нужно, от дождя спрятать, от хищников уберечь. А до этого все, как в известном стихотворении: «Птичка божия не знает ни заботы, ни труда». Однако и пора насиживания для большинства птиц ничуть не легче.

Как только утка сядет на кладку, селезень тотчас улетает на линьку.

Еще в начале июля селезни чирков и шилохвостей красовались в ярком брачном наряде, а сейчас их не узнать. Серенькие, невзрачные. Даже не понять, кто перед тобой. Может, уточки, а может, даже утята. Не потому ли они забираются на глухие таежные озера и держатся там, пока не вырастет новое оперение?..

Глухарь, так тот даже не представляет, в каком месте глухарка свила гнездо. Оттоковал, забрался в бурелом и никуда.

Бремя заботы о будущем потомстве ложится чаще всего на мам. А ведь насиживать яйца нужно три недели. И все это время уточка почти не покидает гнезда. Рано-рано утром, когда даже комары погружаются в короткий предрассветный сон, уточка на мгновение Слетает на озеро, торопливо сделает несколько глотков, съест два-три комочка водорослей и снова к яйцам — не остыли бы. Дождь ли, ветер ли, зверь или человек у гнезда появились — не шелохнись.

Глухарка сидит на яйцах очень крепко. Во второй половине насиживания ее можно снять руками с гнезда и посадить обратно — ни за что не улетит. Все так же, не покидая гнезда, попьет собравшейся на листьях росы, пощиплет пробившуюся рядом с гнездом травку — тем и сыта. Поэтому-то рядом с ее гнездом вся зелень выщипана до корней. За время насиживания желудок глухарки сокращается вдвое.

Даже рябчик, не расстававшийся со своей подружкой целый год, как только рябочка села на кладку, куда-то исчезает. Пожалуй, один только самец белой куропатки не покидает своего гнездового участка, охраняя его до появления птенцов.

А как же линяют куропатки, глухарки, рябочки, уточки? Ведь за один день перо не сменишь! Постепенно. Сегодня несколько перышек выпало, завтра — два-три, а на их месте уже растут новые. Так понемногу и перелиняют.