Иду по тайге

Сразу же за перекатом, где в реку вливается ручей Товарищ, весеннее половодье устроило небольшой завал. Сваленные в кучу деревья занесло кусками коры, мелкими ветками, травой. Все это качается и дышит под ногами. Я хожу, как по подушке. Рядом с завалом омут. У его берегов выросла густая осока. Время от времени желтые стебельки начинают шевелиться, словно над омутом проносится ветер. Это возятся щуки, устраиваясь в засаду на хариусов.

Река, сливаясь с ручьем, закручивается в тугой водоворот. Каждый появившийся у завала хариус задерживается у этого водоворота, чтобы обследовать плавающие на воде хвоинки: иногда среди них попадается мошка или мотылек. Хариус тыкается в насекомое острым носом, на воде вскипает бурунчик, и мотылек исчезает в прожорливой пасти рыбы. Удовлетворенно качнув оранжевым хвостом, хариус заворачивает к омуту. Проходит несколько долгих секунд. За это время он доплыл до щучьей засидки, щука заметила добычу и зеленой торпедой ринулась на нее. В какое-то мгновение замечаю возникшую возле осоки волну, что стремительно бежит к середине омута. Впереди этой волны взлетает хариус. Широко расставлены грудные плавники, коричневым флажком трепещет спинной парус, далеко в стороны рассыпаются серебристые брызги. Прыжок, другой, третий. Достигнув крайних бревен, он проскакивает между ними, и только тогда в поле зрения появляется щука. Она уже не гонится за добычей, а тихонько плывет, чуть шевеля плавниками. Спокойная, невозмутимая, уверенная в своей силе хищница. Она останавливается у завала, но, заметив меня, вжимается в глубь реки и исчезает.

Сегодня щукам не везет. Стоит появиться хариусу, как я опускаю к воде «мушку» — крючок с привязанным к нему пучком медвежьей шерсти. Чуть качнешь удилищем, и на воде уже не самодельная обманка, а пытающийся взлететь нерасторопный комар. Правда, ног у него не шесть, а целых двадцать, да и сам он завис на какой-то нитке, но разве есть время считать-приглядываться? Того и гляди взлетит. Не задумываясь хариус устремляется к мушке и через мгновение — пое-ехал на завал, в ведерко, где уже собралось десятка два таких же торопыг.

Те хариусы, которых обмануть не удалось, успешно убегают и от щук. Одна хищница так проголодалась, что подплыла к моей «мушке» и долго приглядывалась к ней, застыв в каком-то полуметре от играющей обманки. Ни на что не решившись, щука уплыла в осоку, а у завала высыпал косяк рыбешек-гвоздиков. Меня давно интересует, как называются эти рыбки и кто у них самый главный. Всех рыбок, может, сто, а может, больше. Каждая не крупнее сапожного гвоздика, а дружные до удивления. Косячком под завал нырнут и, словно по команде, остановятся. Постоят так минут пять, потом — раз! — на полметра в сторону сдвинутся и снова застыли. Никто из косяка не высовывается, никто от стаи не отстает. Отдыхают минут пятнадцать, затем вся стайка вздрогнет, словно подтянется, и в стремнину. Засеребрится, заиграет река, и нет их.

Ушли-уплыли рыбы-гвоздики, а у завала уже хариус нарисовался. Ах ты, хулиган! Ты зачем маленьких пугаешь? А ну, иди сюда! Но хариус то ли не голодный, то ли уже успел познакомиться с мушкой. Как только обманка коснулась воды, он стремглав бросился под бревна и больше не показывался.

Интересно, сколько в омуте щук? Высыпаю хариусов на траву, зачерпываю в ведерко свежей воды и берусь за спиннинг. Небольшая блесна, описав полукруг, послушно ложится как раз у осоки. Даю ей немного просесть и быстро подматываю леску. Когда блесна дошла до половины омута, удилище передало тупой толчок, и после резкой подсечки на леске заходила-заиграла полукилограммовая щука. Опускаю добычу в ведерко и вскоре ловлю еще четырех щук. На первый взгляд все рыбы одинаковы. Тонкие, длинные, светлобрюхие. Но, приглядевшись, сразу же замечаю различия между ними. У одной щуки перед хвостом крутой горб, на боках другой расходятся желтоватые пятна, у третьей нос задирается кверху. Еще и еще бросаю блесну, но безрезультатно. В это время мимо завала прошла стайка хариусов и повернула в омут. Спокойно плавают, ловят мошек. Никто за ними не гоняется — все щуки у меня в ведре. Выщипываю из грудных плавников моих пленниц по нескольку перышек и выплескиваю всех пятерых в омут. Скопившиеся там хариусы, как ошпаренные, выскакивают на стремнину и уносятся вниз по реке.