Иду по тайге

Она прикидывается, что страшно напугалась. Сядет на нижний сук лиственницы, голову набок склонит да нежно так: «ти-ви-ти-и, ти-ви-ти-и». Словно говорит: «Ах, как хорошо, что ты наконец проснулся. Видишь, одна здесь маюсь».

Когда эта проныра забралась с ногами в кастрюлю с супом, моему терпению пришел конец. Насторожил перевернутый вверх дном ящик и заполучил ее в руки. Ох, как она кричала! На ее крик слетелись птицы со всей тайги. Трудно даже представить, как они меня поносили. Если бы я понимал их язык, у меня от стыда сгорели бы уши. Пришлось пленницу отпустить.

Пристроившись на лиственнице, она с полчаса оправляла смятый наряд и возмущенно скрипела. Но хватило ее ненадолго. Вскоре она уже подбиралась к столу и косила глазом на мой завтрак.

Когда вдоль покоса поднялось с десяток стогов, а на кустах стланика созрели крупные шишки, откуда ни возьмись, у моей избушки опустилась стайка рыжих птиц. Наверно, это были родственники моей кукши. Она сейчас же признала их и пригласила угощаться моими хариусами.

До самого вечера, словно красные планеры, носились птицы между деревьями, но к ночи исчезли. Вместе с ними улетела и кукша.

Сначала я обрадовался. Не нужно прятать продукты, посуда спокойно лежит на столе, даже приготовленным на рыбалку червям никто не угрожает. Но потом я заскучал. Возвратишься с покоса — никому до тебя дела нет, никто тобой не интересуется. Только озябшие комары мельтешат у кострища да где-то в бревнах пощелкивает короед. Пусто, неуютно.

Но вот как-то проснулся я утром — хорошо на душе. А отчего, не пойму. Гляжу вокруг — те же бревенчатые стены, вымазанное давлеными комарами окошко, та же веточка можжевельника над дверью. Но откуда тогда такое настроение?

И вдруг меня осенило. Кукша! За стеной распевает кукша!

Выскакиваю из-под одеяла. Сидит моя птаха на краю стола и выводит незатейливую песенку. Такая же взъерошенная, все с тем же непричесанным вихром на голове и задоринкой в черных глазах. Гляжу и наглядеться не могу.

— С возвращением тебя домой, сударушка! Здравствуй, кукша!

Хариус и бабочка

К концу лета вода в Горелых озерах становится до того прозрачной — диву даешься. Порыбачишь пару дней и все дно изучишь, со всеми рыбами перезнакомишься.

Недалеко от скалы в водорослях любит прятаться молодь хариуса. Водорослей много — целый сад. Они заполнили толщу воды снизу доверху. Рыбки находят в них тысячи лазеек, а вот поднимающиеся со дна пузырьки газа запутываются. Со временем пузырьков набирается столько, что весь подводный сад всплывает и газ с клокотанием вырывается на свободу.

Чуть дальше на дне желтеет газета. Глубина метра четыре, а я сумел прочитать написанное крупными буквами: «Петух в телятнике» и даже рассмотреть картинку. Любопытно, что делал петух в телятнике?

Метров через пять глубокий провал. В нем бьют родники, и хариусы почему-то обходят их стороной. Кажется, ухоронка лучше не придумаешь, но за все это время я не видел там ни одной рыбки.

А вот чуть в стороне настоящая рыбья дорога. По утрам хариусы спешат по ней на жировку к дальней отмели, вечером возвращаются. Но крупная рыба здесь появляется редко. Может, ее пугает близкий берег или она не желает плавать в одной компании с хариусами-недомерками.

Если держаться левого берега, то у похожей на сторожевую башню скалы плот окажется над затопленной ивой. В ее ветках любят отдыхать хариусы-«медвежатники». Толстые, угрюмые, неторопливые. Меня они совершенно не боятся, но и на спущенную прямо в их стан мушку не обращают внимания. Разве какой-нибудь чуть отодвинется в сторону, когда мушка стукнет его по заспанной морде.

Я промаялся над «медвежатниками» целый день и наконец подобрал к ним ключик. Оказывается, время от времени один из хариусов покидает убежище и выходит на промысел. Сделав неторопливый круг над ивой, «медвежатник» на минуту замирает, соображая, что же ему делать дальше, затем всплывает к самой поверхности и принимается за охоту. Он крадется по озеру, не оставляя без внимания даже самой маленькой мошки. Кроме насекомых по озеру плавают парашютики одуванчиков, пушинки иван-чая, хвоинки лиственниц. Все заметит, все обследует он своим носом, везде оставит след-бурунчик. Случается, присевший на воду комар пытается спастись и взлетает. Тогда хариус выпрыгивает из воды, раздается всплеск, и насекомое исчезает в прожорливой пасти…

До десяти утра я рыбачу на отмели, затем перегоняю плот к охотничьей тропе хариусов-«медвежатников». Сижу, прихлебываю чай из закопченной консервной банки и поглядываю на озеро. Вскоре у плота появляется пара хариусов-мизинчиков. Первый чуть покрупнее, второй совсем малыш. У малыша на верхнем плавнике черное пятнышко. Я подбираю лежащего на плоту слепня и бросаю в воду. Мизинчики делают вид, что испугались, и шарахаются под бревна, но потом дружно нападают на него. От азарта они иногда выпрыгивают из воды, и раздается всплеск — так падает дождинка.